— Отвези меня домой, — она не смотрит на меня, словно это
Киваю, отбрасываю тошнотворную сигарету и отправляюсь за ней. Туман понемногу рассеивается. День обещает быть хорошим. Только не для меня.
— Ты забыл пистолет, — говорит она, не оборачиваясь, когда мы выходим на аллею.
А ведь правда!
Но… нужен ли он мне? Зачем? Теперь это — всего лишь улика в деле об убийстве Роберта Как-там-его.
Однако, бросать его вот так, на виду, тоже не годится.
Быстро возвращаюсь, подбираю влажный от травы и тумана револьвер, кладу в карман. Бросаюсь догонять её.
А ведь она была права! Там, в машине, она точно предсказала все мои действия. Только я не дал ей договорить. «Потом…» — и я оборвал её. Что будет потом? Вернее, что должно было произойти потом в её представлении? Надо понять. Зачем?.. Да чтобы поступить в точности наоборот.
Она сказала, что я не смогу убить её. Значит «потом» не будет убийства. Она сказала, что рано или поздно я убью себя. Наверное, это и было «потом».
Ну что ж…
Останавливаюсь и достаю из кармана револьвер. До неё — десяток шагов. Слышала она или нет, что мои шаги стихли? Поняла, что́ я намерен делать? Не знаю, она продолжает идти вперёд, не сбившись с шага, ничем не выдав ни страха, ни готовности, ни ожидания. Наверное, она думает, что я собрался застрелиться прямо сейчас. И ей плевать.
Ловлю в прицел её затылок.
Она просила не стрелять в голову.
Чуть опускаю ствол. Кладу палец на спусковой крючок…
Но я знаю, что уже не выстрелю в неё. Я просто как последний придурок щекочу себе нервы и выпендриваюсь перед самим собой.
Выходит на шоссе, направляется к машине.
Ха! А ведь она сейчас может прыгнуть за руль, ударить по газам…
Нет, не сможет. Ключи у меня…
Я не сразу понимаю, что произошло. Этот ублюдок выходил из поворота не меньше, чем на сотне… Визг тормозов, глухой удар… Её подбрасывает, переворачивает в воздухе как тряпичную куклу, как безвольное чучело, и, изломанную и смятую, отшвыривает назад к обочине. Чёрному «Фольксвагену» наконец удаётся остановиться. Из него вылезает взлохмаченный увалень с лицом хомяка. Несколько секунд обалдело смотрит на безжизненное тело, потом на вмятину в капоте. Потом прыгает обратно в машину и рывком трогается с места.
Мразь!
Сунув револьвер в карман, чувствуя, как текут из глаз слёзы, добегаю до неё — мёртвой, окровавленной, смятой, — подхватываю и несу к машине. Укладываю на заднее сиденье. Прыгаю за руль. Рывком с места и в карьер.
Шестьдесят. Восемьдесят. Поворот, почти не сбрасывая скорости. Вижу его машину. Он конечно понял, кто несётся сзади, поэтому немедленно прибавляет газу.
Сто. Сто двадцать. Сто пятьдесят. Слёзная муть, застилающая глаза, — совсем некстати. Вот уж не думал, что буду плакать из-за этой шлюхи. На рукаве — кровь и частички её мозга.
Мозги — вот что я любил в ней. Мозги и ту царственную, равнодушную ко всему женственность — не показную, не отрепетированную, не сбрызнутую наигранным трепетом и припудренную расчётливым кокетством, а — животную, небрежную, впитавшуюся в плоть и кровь, естественную, как кожа.
Сто восемьдесят. Я медленно, но верно и неумолимо приближаюсь к этому ублюдку.
И ведь она тоже любила меня. Любила, любила! Я знаю. Слишком много женщин я повидал, чтобы не научиться распознавать притворство. Она была со мной не из-за денег — это совершенно точно. И не потому, что надо было прислониться к кому-то в чужой стране, преодолеть одиночество в можетбытии бытия. Я никогда не забуду, как она смотрела на меня, думая, что я не вижу. Никакой игры в этом взгляде не было, а только любовь — женская, женственная, не оставляющая ни шанса, ни надежды.
Куда всё уходит? Куда? И почему, ну почему?!
Ещё минута, и я смогу протаранить его. Я уже вижу в зеркале его очумелый взгляд. Остановись, идиот! Какой смысл в этом бегстве? Ведь ты уже понял, что тебе не уйти, так зачем длить отчаяние и ожидание смерти? Ведь ожидание, как известно, многократно страшней её самой.
Удар. Слишком ещё лёгкий, чтобы его могло занести и опрокинуть, даже на такой скорости. Это даже не удар — это смерть, явившаяся за спиной, легонько хлопнула тебя по плечу. Улыбается тебе. Повернись же!
Я действительно улыбаюсь — краем глаза вижу в зеркале свой перекошенный рот. Я ликую от предвкушения убийства этого хомяка, рычу и вою. Только бы он не умер раньше времени, от страха.
Беру чуть левей, дотягиваюсь почти до середины его корпуса и тогда резко бросаю машину вправо. Мой «Лексус» значительно тяжелей его клоповозки, поэтому его тут же заносит, выворачивает и бросает в сторону. Он не может справиться с рулём и вылетает на ограждение. Машина переваливается через него и, кувыркнувшись, прыгает за обочину; ещё раз переворачивается и встаёт на колёса.
Больно саданувшись при столкновении виском, я некоторое время прихожу в себя. Оглядываюсь на лежащую на заднем сиденье: прости, моя хорошая. Потом вылезаю из машины и иду к тому, что ещё минуту назад было «Фольксвагеном». Только бы хомяк был жив!..