«Думала ли я в тот момент о смерти? Нет… Но, вероятно, мое лишение длилось не столь долго… Попросила бы я Тензина, или Корру?.. Нет! Темному Духу я сдалась бы! Не так меня воспитывали!»
Но все, что оставалось Лин, так это наблюдать за процессом.
Через пару дней, когда сумерки сгустились над Пандорой, молодой шаман и другие члены Клана вместе со своими змееволками стояли на поляне, расположенной подальше от деревни. Голова юного Цахик была скрыта под черным черепом нантанга. Белыми остались лишь смазанные специальным составом пустые глазницы да зубы. Довершало образ подобие балахона, сделанного из шкуры все того же змееволка, украшенное бахромой из когтей и клыков. Последние клацали при каждом движении Тинин’ро. В свете от небольшого костра это смотрелось довольно жутко.
Сей’лан подошел к сыну и что-то прошептал. Молодой человек лишь отмахнулся. Между ними явно завязался спор.
Бейфонг даже прислушиваться не нужно было, чтобы понять, в чем была суть. Сама же женщина старалась быть как можно дальше от… всего этого. Ей вообще никого видеть не хотелось. Но, к сожалению, одиночество мага земли было бесцеремонно нарушено.
— Если хочешь остаться, то приведи себя в порядок, — как бы, между прочим, заявила Хона и указала на свой грим. Да уж, об источавшем бледное сияние треугольнике, занимавшем половину лица и касавшемся острием подбородка, а также двух линиях, пересекавших глаза и сочленявшимися с углами на основании фигуры, можно было только мечтать!
— Не нужно, — воспротивилась Лин.
— Хочешь, чтобы и тебя убили? — буднично поинтересовалась жена Хукато. И параллельно с этим подала знак Мипьи, дабы последняя подошла. В руках девушки красовалась чаша с краской.
Бейфонг какое-то время смотрела на Хону, потом на окружающих. Действительно, за исключением Цахик и так называемых «жертв», все были раскрашены. Однако женщина списала это на традицию или вроде того.
«Это имеет практическое значение? Что-то здесь не так!»
Пришлось согласиться. Помимо рисунка на лике, маг земли получила еще и какой-то странный медальон. Пах он специфически и наличествовал лишь у тех, кто не имел собственного зверя. Однако Лин решила разобраться с данным феноменом позже и направила все свое внимание на процесс.
«Я уже хочу послать к Коху в клешни эту затею с обучением!»
Бейфонг дорога была жизнь. И она не собиралась помирать неизветсно где. Одно дело, когда речь шла о собственном мире. Но здесь имел место быть совершенно противоположный вариант. Это была не проблема Лин лично и не общества, в котором женщина выросла. Значит, никаких причин в том, чтобы жертвовать собой, причем понапрасну, тоже не было. По меньшей мере, именно так гласил здравый смысл.
Кажется, вождь и его сын пришли к консенсусу. Во всяком случае, Сей’лан лично протянул юноше сосуд с неизвестным содержимым, который шаман залпом опустошил. Одновременно с этим Хукато оттащил нантанга, принадлежавшего Тинин’ро.
Зазвучали гигантские барабаны, сделанные из трухлявых бревен тсаулапъа. Поначалу ритм был один. Но после очередного отбитого такта некоторые музыканты встали, а другие, напротив, остались сидеть на земле. Вследствие чего образовалось несколько линий, так сказать. Каждая из них была подхвачена «пением» змееволка, которое перемежалось от воя к стрекотанию. В первый момент это резануло по ушам, но немного погодя Лин стала понимать, что исполнение имело определенную структуру.
Впрочем, некогда было следить за «оркестром» — Цахик упал на колени и затрясся. Затем послышался ОР, который говорил лишь об одном — невыносимой и неуемной БОЛИ!
«Его будто кислоту заставили выпить!»
Вокруг юноши, стрекоча, рыча и тявкая, хороводили нантанги. Но только не тот, что принадлежал шаману. Его удерживал на привязи Хукато.
После того, как Тинин’ро, рыдая, стал с силой вонзать свои ножи в землю, будто пытаясь порвать ее на клочки, Бейфонг дернулась в сторону несчастного, но ее движение было остановлено Хоной.
— Он же умрет! — Лин отбросила чужую руку. Бейфонг было совершенно плевать, что ранее мальчишка успел нахамить и бросался обвинениями.
— Так, надо! Не вмешивайся! — пригрозила На’ви. Судя по тому, что одна ее конечность потянулась к поясу, сопротивления женщина не потерпела бы.
— Ладно, — сжала челюсти маг земли.
О! Как она хотела разнести здесь все к Ваату! Похоронить под плитами! Закопать этих дикарей! Но приходилось быть немым свидетелем того ужаса, что творился вокруг!
Тем временем Тинин’ро перешел на вой. Но никто по-прежнему не рискнул приблизиться к шаману. Только обреченные подняли свое оружие.
Через секунду воздух наполнили голоса других Таунрэ’сьюланг и застывших на месте змееволков. Однако главным по-прежнему оставался голос Цахик. Последний пытался расцарапать собственный живот, но балахон, видимо, пропитанный чем-то, помешал этому процессу. Бой барабанов и гул волчьих «голосов» снова стали едины.
В конечном итоге шаман, издавая звуки, подходившие больше зверю, нежели разумному существу, поднялся. В ладонях он по-прежнему держал клинки.