Мозговой Студень

— В этом нет необходимости. Я хочу, чтобы вы лечили меня. Пожалуйста.

— Отлично, — решительно сказала Унтерманн и наклонилась вперёд. Начала писать в небольшом блокноте. — Первый месяц мы будем встречаться пять раз в неделю, семь, если понадобиться. Вы говорили, что обычно удовлетворяете свою… потребность… после ухода с работы, верно?

— Да.

— Значит, я запишу вас, скажем, на шесть вечера. Так подойдёт?

— Да, — согласился Бэрроуз.

— Каждый день после работы, вместо того, чтобы бродить по Джеймс-Стрит вы будете приходить сюда. — Закончив писать, она протянул ему небольшой листок бумаги. — Вот рецепт на лекарство под названием «Гидроксизин». Десять миллиграммов, четыре раза в день. Это поможет облегчить физические аспекты зависимости. В то же время, я назначу вам медосмотр в «Харборвью»: анализы крови, анализы на гистамин, и тому подобное, а также ваш первый укол атропина, который тоже поможет расслабиться. Затем мы направим вас на группу письменных текстов — ММЛО, ТТА[8], тест на психопатию, тесты по Бейли и Роршаху — вам они могут показаться несерьёзными, но выводы на их основе помогут мне лучше систематизировать аспекты вашего психологического состояния.

— Будет сделано, — без промедления ответил Бэрроуз.

— Постарайтесь сдерживать свои побуждения. Возможно, поначалу вы потерпите неудачу, но ничего страшного.

Он взял рецепт, посмотрел на него, как на какую-то драгоценность. На миг ему захотелось заплакать.

Спустя все эти годы, он нашёл того, кто поможет ему.

Пора снова начать ходить в церковь, — подумал он.

Царственное лицо доктора Унтерманн вгляделось в него, и она улыбнулась:

— Не бойтесь, мистер Бэрроуз. Вы сделали первый, самый важный шаг. Обратились за помощью. И я вам помогу. Многие другие никогда этого не делают. Мы пройдём через это… и всё исправим.

Бэрроуз стоял растерянный.

— Спасибо вам… — его взгляд переместился с лица Марши на стену позади, увешанную дипломами и сертификатами. — Должно быть вы… весьма хороши.

— Не хочу звучать пафосно мистер Бэрроуз, но в излечении случаев подобных вашему я, возможно, лучшая в стране. А теперь идите домой. Поразмышляйте о том, что мы здесь обсуждали и представьте, что ваши страдания закончились.

— Так и сделаю.

— Тогда завтра, в шесть?

— Да…

— И примите предписанное сегодня вечером.

— Хорошо.

Она закурила ещё одну сигарету — длинную, тонкую и изысканную, как и она сама:

— Всего хорошего, мистер Бэрроуз.

Он покинул офис с затуманенным взглядом. Конечно же, часть его души призывала проследовать прямо на его охотничьи угодья, для поиска странных, нежных, так необходимых ему лакомств.

Но не сегодня.

Потому что, покидая офис хладнокровной и привлекательной женщины, Бэрроуз осознал, что уходит с чем-то, чего не испытывал последние две декады.

Он уходит с надеждой.

* * *

Это было похоже на героин. Это было похоже на высококлассный крэк или свежеприготовленный мет. Экстремальные обсессивно-компульсивные расстройства задействуют те же самые нейротрансмиттеры, что и большинство быстропривыкаемых наркотиков. Марша Унтерманн повидала достаточно жертв, чтобы понимать не только это, но и конечные последствия.

Вы всегда начинаете с пациентом с позитива — это важно, но остальное никогда не бывает лёгким. Иногда это невозможно и доктор Унтерманн распознавала невозможное, когда видела это.

Она знала, что у Бэрроуза ничего не получится.

Её чёрные шпильки от «Болли» цокали по чистому бетону подземной парковки под двадцатиэтажным зеркально-гранёным зданием «Миллениум Тауэр» и это было здорово. Марша скользнула в новый чёрный «мерседес 450», прикурила ещё одну сигарету — чудовищная привычка, она это знала — но ещё не завела двигатель и не уехала в свой кондо, на набережной озера Фримонт. Вместо этого…

Она размышляла.

ОКР — экстремальные обсессивно-компульсивные расстройства? Особенно, действительно радикальные случаи? Трихотилломаны, афазики, дисгевзики? На самом деле, они едва ли заслуживали лечения, настолько был низок процент выздоровления. Фактически, он был меньше семипроцентного успеха у наркоманов. Намного меньше.

То же самое происходило с расстройствами вроде дритифилии.

За свои почти тридцать лет аномальной клинической психиатрии доктор Унтерман поняла многое. Она поняла, что некоторые вещи даже не стоит пытаться вылечить.

Шаги она услышала раньше, чем из-за угла показалась фигура. Марша опустила окно со стороны водителя.

— На этот раз я принёс довольно много, — сказал ей шершавый голос.

— Я рада.

Грязные руки передали пакет. Унтерманн взяла его и протянула фигуре 100 долларовую купюру.

— Спасибо, — сказала она. — Увидимся завтра.

Её поставщик ничего не ответил. Он просто взял деньги и ушёл. На спине его куртки читалось: «Приют для бездомных Кинг Стрит Госпел».

Открыв посылку, Унтерманн возбуждённо вздохнула: в бумажном мешке находился галлоновый пластиковый пакет с застёжкой. Она открыла пакет, вдохнула аромат и почти пришла в экстаз: пакет был тяжёлым от разнообразной блевотины. Зернистой. Дымящейся.

Похожей на комковатую, розовую овсянку.