— Здесь никто кофе не заказывает.
— Тогда пиво.
Лусинда вернулась и поставила перед Луизой стакан и коричневую бутылку.
— Я знаю, тебя зовут Лусинда.
— Кто ты?
— Я — мать Хенрика.
Тут она вспомнила, что Лусинда не знает о смерти Хенрика. Теперь было слишком поздно, выхода нет, отступать некуда.
— Я пришла сообщить, что Хенрик умер. И спросить, не знаешь ли ты почему.
Лусинда не шевелилась. Глаза бездонные, губы плотно сжаты.
— Меня зовут Луиза. Но, может, он говорил?
13
Лусинда сняла фартук, обменялась несколькими фразами с человеком за стойкой, который, похоже, был здесь главным, и повела Луизу в другой, слабо освещенный, неприметный бар, где вдоль стен сидели девушки. Сев за столик, Лусинда, не спрашивая Луизу, заказала пиво. В помещении царила тишина. Ни радио, ни проигрывателя. Ярко накрашенные девицы не разговаривали друг с другом. Либо молча курили, разглядывая свои безжизненные лица в карманные зеркальца, либо нервно покачивали ногами. Все очень молодые, многим не больше 13-14 лет. Короткие юбки, почти ничего не скрывающие, высокие каблуки-шпильки, практически обнаженные груди. «Они похожи на загримированные трупы, — подумала Луиза. — Трупы, подготовленные к похоронам или мумификации. Но проституток не хранят для будущего. Они сгнивают под своими накрашенными лицами».
На столе появились две бутылки, стаканы и салфетки. Лусинда наклонилась к Луизе. Глаза ее покраснели.
— Скажи еще раз. Медленно. Расскажи, что случилось.
Луиза не заметила в Лусинде никакого притворства. Ее блестевшее от пота лицо было совершенно открыто. И ужас перед тем, что ей вот так неожиданно пришлось услышать, был неподдельный.
— Я нашла Хенрика мертвым в его стокгольмской квартире. Ты когда-нибудь бывала там?
— Я никогда не была в Стокгольме.
— Он лежал мертвый в своей постели. Напичканный снотворным. От этого и умер. Но почему он покончил с собой?
Одна из юных девиц подошла к их столу, попросила прикурить. Лусинда поднесла ей огонь. В свете зажигалки Луиза разглядела изможденное лицо девушки.
Лусинда сидела неподвижно.
— Я не понимаю.
— Никто не понимает. Но, вероятно, ты в состоянии мне помочь. Что могло случиться? Не связано ли это с Африкой? Он был здесь в начале лета. Что произошло тогда?
— Ничего, от чего он бы захотел умереть.
— Я должна узнать, что случилось. Какой он был, когда приехал, с кем встречался? Какой был, когда уехал отсюда?
— Хенрик был всегда одинаковый.
«Нужно дать ей время, — подумала Луиза. — Она потрясена моим рассказом. Теперь я, по крайней мере, знаю, что Хенрик кое-что для нее значил.
— Он был моим единственным ребенком. Больше у меня никого нет.
Луиза заметила быстрый блеск в глазах Лусинды — удивление, а возможно, беспокойство.
— У него не было братьев и сестер?
— Нет, он был единственный.
— Он говорил, у него есть сестра. Старшая.
— Это неправда. Я его мать, мне лучше знать.
— А почему я должна тебе верить?
Луиза пришла в ярость.
— Я его мать и совершенно раздавлена горем. Ты оскорбляешь меня своими сомнениями.
— Я не имела в виду ничего плохого. Но Хенрик часто говорил о своей сестре.
— У него не было сестры. Хотя, может быть, он хотел бы ее иметь.
Девушки у стены одна за другой исчезали из бара. Вскоре они остались вдвоем, в тишине и тусклом освещении, не считая бармена за стойкой, который старательно подпиливал ноготь на большом пальце.
— Они такие молоденькие. Девушки, сидевшие здесь.
— Самые юные пользуются наибольшим спросом. Приходящие сюда южноафриканцы обожают двенадцати- и тринадцатилетних.
— Они не заболевают?
— Ты хочешь сказать, СПИДом? Та девушка, которой я зажгла сигарету, больна. Но другие нет. В отличие от многих других в их возрасте, эти девушки знают, о чем идет речь. И соблюдают осторожность. Они вовсе не из тех, кто умирает в первую очередь или распространяет заразу.
— Девушки ненавидят то, чем занимаются. Но клиенты у них только белые. Поэтому они с чистой совестью уверяют своих приятелей, что не были им неверны. Они лишь отдавались белым мужчинам. Это не в счет.
— Неужели правда?
— Почему бы и нет?
Луиза горела желанием задать Лусинде прямой вопрос, бросить его ей в лицо. «Ты заразила Хенрика? Неужели ты не знала, что больна? Как ты могла так поступить?»
Но она промолчала. А немного погодя сказала:
— Я должна знать, что произошло.
— Когда он был здесь, ничего не произошло. Он умер в одиночестве?
— В одиночестве.