Мозг Кеннеди

И тут на нее напали. Двое нападавших подкрались сзади. Один беззвучно обхватил ее руками и обездвижил. Другой приставил к ее щеке нож. Глаза красные, зрачки расширены, явный наркоман. Его английский состоял практически из одного слова — fuck. Человек, державший ее, — лица его она видеть не могла — крикнул ей прямо в ухо: Give те топеу.

Она похолодела, но сумела преодолеть шоковое состояние. И медленно ответила: Берите что хотите, я сопротивляться не буду.

Мужчина, стоявший сзади, сорвал с ее плеча сумочку, и побежал прочь. Она так и не рассмотрела его лица, увидела только, что он босой, одет в обноски и бежит очень быстро. Второй, с расширенными зрачками, чиркнул ножом ей по щеке и тоже убежал. Он тоже был босой.

Оба — ровесники Хенрика.

Потом она закричала. Но, похоже, никто не слышал ее, только невидимые собаки лаяли за стенами. На улицу выехал автомобиль. Луиза стала перед ним, размахивая руками. Щека кровоточила, кровь капала на ее белую блузку. Машина нерешительно остановилась, за рулем сидел белый мужчина. Продолжая кричать, она побежала к машине. Тогда автомобиль резко дал задний ход, круто развернулся и исчез. У нее закружилась голова, она больше не могла справиться с этим ужасом.

Этот чертов Арон не позволил бы такому случиться, защитил бы меня. Но его нет. Никого нет.

Луиза села на тротуар и глубоко задышала, чтобы не упасть в обморок. Когда кто-то дотронулся до ее плеча, она вскрикнула. Рядом стояла чернокожая женщина. В руках она держала блюдо с арахисом, от нее сильно пахло потом, блузка рваная, бедра обернуты куском грязной тряпки.

Луиза попыталась объяснить, что на нее напали. Женщина, очевидно, ничего не поняла, говорила на своем языке и на португальском.

Она помогла Луизе встать, с трудом произнесла слово «госпиталь», но Луиза сказала: «Полана», отель «Полана». Женщина кивнула, крепко взяла ее за руку, ловко балансируя на голове блюдом с арахисом и на ходу поддерживая Луизу. С помощью носового платка Луиза сумела остановить кровь. Рана была неглубокая, скорее царапина на коже. Но ей казалось, нож проник в самое сердце.

Женщина, шедшая с ней рядом, ободряюще улыбалась. Они подошли к подъезду гостиницы. Денег у Луизы не было, они остались в сумке. Она развела руками. Женщина покачала головой, по-прежнему показывая в улыбке белые, ровные зубы, пошла дальше по улице, прямиком в знойное марево — Луиза смотрела ей вслед, — и наконец исчезла из виду.

Когда Луиза поднялась к себе в номер и умылась, мир рухнул. В ванной она потеряла сознание. Сколько времени длился обморок, она, очнувшись, не имела представления, может, всего несколько секунд.

Она лежала не шевелясь на кафельном полу. Откуда-то донесся мужской смех и сразу же восторженный женский вопль. А она лежала на полу и думала, как ей повезло, что она так легко отделалась.

Однажды в юности, когда она на несколько дней приехала в Лондон, вечером к ней подскочил какой-то мужчина, схватил за руку и попытался затащить в подъезд. Она отбивалась, кричала и, укусив его, сумела вырваться. После того случая она никогда не сталкивалась с насилием.

Сама ли она виновата? Наверно, следовало сперва удостовериться, что можно свободно ходить по улицам, даже днем? Нет, она не виновата, она отказывалась признавать свою вину. Пусть нападавшие и ходили без обуви и в рванье, это не давало им права пырять ножом ей в лицо и красть ее сумочку.

Луиза села. Потом осторожно встала, легла на кровать. Внутри все дрожало. Сейчас она сама была горшком, который разбили у нее на глазах. Вокруг мельтешили осколки. Она поняла, что смерть Хенрика догнала ее. Все разрушилось, ничто больше не могло удержать ее в целости. Она села на кровати в слабой попытке оказать сопротивление, но тут же легла опять: будь что будет.

Приливная волна, о которой она слышала, волна, которую никто не мог изобразить, волна, достигшая невообразимого буйства. Я старалась догнать его. Сейчас я в Африке. Но он мертв, и я не знаю, зачем я здесь.

Сперва нахлынула волна, потом — бессилие. Более суток она пролежала в постели. Утром, когда горничная открыла дверь, Луиза лишь протестующе махнула рукой. На ночном столике стояли бутылки с водой, Луиза смогла съесть только яблоко, захваченное из Мадрида.

Один раз ночью она подошла к окну, посмотрела на освещенный парк с мерцающим бассейном. Вдалеке простирался морской залив, свет маяка прорезал темноту, покачивались навигационные огни на невидимых рыбацких лодках. В парке бродил одинокий ночной сторож. Что-то напомнило ей Арголиду, раскопки в Греции. Но до Греции далеко, и она задавалась вопросом, вернется ли туда когда-нибудь. И могла ли она вообще представить себе, что продолжит работу археолога?