В девятнадцать она познакомилась с Питом Моллоем, местным многообещающим политиком, этаким Джоном Кеннеди округа Насау. Он был на шесть лет старше ее, обаятельный, живой, веселый молодой человек. Тебе страшно повезло, лучшей партии не найдешь, твердили ей со всех сторон.
…Диспетчер поймал Габриэле свободное такси и помог сесть, пока шофер грузил ее чемодан в багажник. Габриэла в то утро выглядела на удивление свежей, несмотря на то, что почти не спала последнюю ночь в Париже и в самолете даже не сомкнула глаз. Волнистые волосы, красиво обрамляя лицо, ниспадали на плечи. Наконец-то ей удалось подобрать подходящую прическу, удовлетворяющую ее строгие требования к самой себе. На щеках легкий румянец, помада естественного оттенка ровным слоем покрывает губы. Подобранная с большим вкусом одежда – простенький на первый взгляд, но отлично сшитый серый костюм, более светлого тона шелковая блузка, нитка жемчуга на шее. После недолгих колебаний Габриэла пришла к выводу, что ей не стоит появляться в черном на похоронах Пита. Это будет противоречить той роли, какую она играла в его жизни, тем более в последние годы. Мы не так уже были близки в это время, решила она, чтобы разыгрывать из себя безутешную вдову. Такси свернуло к железнодорожной станции, далее ей предстояло добираться во Фрипорт поездом – и, уже устроившись в вагоне электрички, Габриэла, к своему удивлению, обнаружила, что к выбору одежды для похорон она отнеслась с той же трезвой рассудочностью, с которой когда-то, обдумывая свой подвенечный наряд, остановила свой выбор на цвете беж.
Когда Габриэла подъехала к похоронному бюро Конроя, там уже собралось много народу. Отдельно под зеленым навесом стояли трое мужчин в траурных темных костюмах. Один из них все время посматривал на часы, другой, толстяк, чей живот свисал над ремнем брюк, нетерпеливо указывал на дверь в «покойницкую», как он называл траурный зал. Третий, в длинноватых, нелепых, в полоску, брюках и лакированных полуботинках, жадно затянулся сигаретой, потом принялся барабанить пальцами по крыше стоявшего рядом автомобиля.
Их обрюзгшие, багровые лица выдавали в этих стареющих джентльменах бывших весельчаков, чья жизнь прошла в бесконечных гулянках, обильных возлияниях и любовных интрижках. Они чувствовали себя не в своей тарелке, оказавшись на этой серьезной и печальной церемонии, где следует произносить торжественные слова о вечной памяти и незабываемом человеке, так некстати покинувшем их, – одним словом, все, что положено говорить в подобных случаях. Хотя «некстати» – это было в самую точку. Очень некстати окружной прокурор графства покинул их дружную компанию!.. Но, как говорится, судьбе не прикажешь.
Визг тормозов привлек их внимание. С интересом троица мужчин наблюдала, как Габриэла вылезла из такси, как шофер достал ее тяжелый чемодан, и она с трудом потащила его по тротуару. Узнав ее, они тут же отвели глаза в сторону, единодушно приняв молчаливое решение не удостаивать приветствием бывшую жену окружного прокурора.
Это была своеобразная ирландская мафия, которая управляла всеми делами в графстве Насау. Они были преданы Питу, а он, в свою очередь, поддерживал их. Круговая порука связывала этих людей, и они посчитали своим долгом облить презрением бывшую супругу своего товарища, которая принесла ему столько огорчений.
Габриэлу Карлуччи-Моллой эти оковы своеобразного кодекса чести, принятого в той среде, не смутили. Особенно в такой день… Запыхавшаяся Габриэла, поравнявшись с долговязым мужчиной, остановилась, протянула ему руку:
– Как поживаешь, Мэт?
Тот сначала надеялся, что она проследует мимо, но, когда заметил ее протянутую руку, тяжело вздохнул.
– Привет, Габриэла, – густо покраснев, пробормотал он. – Я думал, ты сейчас далеко.
– Была еще вчера. Но, как только узнала о случившемся, сразу примчалась сюда.
– Чертовски нелепая история, – промямлил долговязый Мэт, задумчиво покачав изрядно полысевшей головой. – У Питера были прекрасные шансы осенью вновь победить на выборах.
– Ты неплохо выглядишь, Габриэла, – сказал мужчина, беспрестанно поглядывавший на часы.
– Спасибо, Джим, – ответила она со слабой улыбкой. – Такое несчастье…
– Когда ты видела его в последний раз?
Она смешалась, не в состоянии быстро ответить на этот вопрос, и подумала, что надо было заранее подготовить ответ – ведь его здесь будут задавать постоянно. Так все-таки когда же?.. Да, в тот вечер, когда они должны были отпраздновать шестнадцатилетие Дины. Пит тогда так и не вышел к праздничному столу – расхаживал по своей комнате, сложив руки на груди, как оскорбленный герой-любовник. Дина укладывала свои вещи перед отъездом в колледж. Она тоже не появилась в гостиной.
– Два года назад, – наконец вымолвила она и с тревогой поочередно глянула на них, словно они могли знать о том испорченном дне рождения.
– Кто бы мог такое подумать? Питер не болел, – заметил третий мужчина, прикуривающий одну сигарету за другой.
– Как ты узнала, Габриэла? – поинтересовался Джим и опять посмотрел на часы.
– Клер позвонила.