Мотылек

Сильвен почти не пропадает из виду – он постоянно у меня перед глазами. Волны уже невысокие. Он поворачивается ко мне время от времени и машет рукой. По-прежнему на теле ничего, только полотенце на голове.

Да это уже не волны, скорее, широкие перекатывающиеся валы, устремленные к берегу. На их пути определенно лежит наносная гряда, о которую они дробятся с характерным шумом и, пенясь, мчатся дальше к лесу.

До берега не более километра. Я вижу белых и розовых птиц с аристократическими хохолками. Они прохаживаются туда и сюда, что-то выклевывая из грязи. Тысячи и тысячи птиц. Ни одна из них не взлетает выше двух метров. И то для того, чтобы не замочить и не запачкать дивное оперение. А пены полно, и море кругом грязно-желтого цвета. До суши уже так близко, что я различаю на стволах грязные полосы – следы высоких нагонных паводков.

Шум пенных валов не способен заглушить резкий многоголосый крик водоплавающих охотников. Хлюп! Хлюп! Задержка. Хлюп! Еще продвинулся на два-три метра. Плюх! Все – сел на мель. Не хватает глубины, чтобы двигаться к берегу. Судя по солнцу, уже два часа пополудни. С момента отплытия прошло сорок часов. Это было позавчера, в десять вечера, спустя два часа после начала отлива. Значит, отсчитали седьмой прилив, и то, что я на мели, вполне нормально: закончился отлив. В три часа начнется новый подъем воды. К вечеру я уже буду в лесу. Сейчас проверим цепь, чтобы не сорвало с мешков в самый опасный момент, когда валы понесутся над головой, а глубина еще будет недостаточной, чтобы сдвинуть плот с места. Два или три часа придется подождать, перед тем как снова оказаться на плаву.

Сильвен в каких-то ста метрах справа от меня и чуть впереди. Он смотрит в мою сторону и руками подает знаки. Кажется, он хочет что-то крикнуть, но в горле не хватает воздуха, чтобы выдавить звук, а то бы я его услышал. И пенные валы затихли позади, а мы застряли в грязи, и, кроме птичьего гама, ничего не слыхать. От меня до леса метров пятьсот, а от Сильвена сто или сто пятьдесят. Сильвен несколько ближе к берегу. Но что он делает, дуралей? Слез с плота и стоит. В своем ли он уме? Ни в коем случае идти вперед нельзя – увязнешь. И с каждым шагом будет засасывать больше и больше, и он уже не сможет вернуться к плоту. Хочу свистнуть, но никак не получается. В бурдюке осталось немного воды. Смочил горло и опять пытаюсь крикнуть и остановить его. Не могу выдавить из себя ни звука! Снизу поднимаются и лопаются на поверхности пузырьки газа. Только сверху запеклась тонкая корочка, а под ней – топкая жижа. Попадешься в нее – пиши пропало!

Сильвен поворачивается в мою сторону, смотрит и делает знаки, смысл которых до меня не доходит. Я же широко размахиваю руками, как бы желая сказать: «Не двигайся! Не уходи от плота! Тебе не добраться до леса!» Он сейчас стоит за мешками, и я не могу прикинуть, близко ли, далеко ли он от своего плота. Сначала мне показалось, что близко, и сто́ит только упасть плашмя, как можно за него зацепиться.

И вдруг я понял: Сильвен отошел достаточно далеко, его засосало, и он не в состоянии сдвинуться с места, чтобы вернуться к плоту. До меня донесся его крик. Я лег на мешки пластом, вогнал руки в грязь и принялся грести что было силы. Мешки сдвинулись с мертвой точки, и мне удалось проскользить на них по жиже более двадцати метров. Поднявшись на ноги, я увидел, что плот Сильвена больше уже не заслоняет обзор. Душераздирающая картина предстала передо мной: мой друг, мой дорогой брат и напарник стоял в грязи по пояс, и от плота его отделяло более десяти метров. Чувство ужаса вернуло мне голос, и я закричал: «Сильвен! Сильвен! Не двигайся! Ложись на живот! Если можешь, освободи ноги!» Ветер донес до него мои слова, он их услышал и в знак согласия кивнул. Я снова ничком бросился на плот и принялся взрывать грязь перед собой, заставляя мешки скользить вперед. Ярость придала мне сверхчеловеческие силы, и я продвигался к Сильвену довольно быстро, проделав таким образом еще метров тридцать. Правда, на это ушло больше часа, но до Сильвена было уже совсем близко – каких-то метров пятьдесят-шестьдесят. Я стал плохо различать, что творится вокруг.

Я сел. Руки, лицо и все тело были заляпаны липкой жижей. Попробовал вытереть левый глаз – брызги соленой воды вызвали сильную резь, глаз щипало, и я не мог им смотреть. От боли заслезился и правый, и это тоже сильно мешало. Наконец я увидел Сильвена. Он уже не лежал, а стоял по самую грудь в грязевой ванне.

Прокатилась первая волна. Буквально совершив прыжок через меня, она рассыпалась поодаль и стихла, смочив пеной грязевую чашу. Я даже не тронулся с места. Волна прошлась и по Сильвену, продолжавшему стоять в прежней позе. Мелькнула мысль: «Чем больше пронесется волн, тем жиже будет грязь. Надо во что бы то ни стало скорее добраться до него».