Мотылек

Международный аэропорт Шереметьево. Ночь

Родители усаживают Катю в зале ожидания на втором этаже, в пустующее кресло перед телевизором. На экране неизвестный девочке артист с выкрашенным в темный цвет лицом что-то страстно шептал испуганной девушке в ночной рубашке. При этом артист махал руками перед зажженным ночником.

Папа Кати (обращаясь к Маме). Нет, поверь мне — все нужно делать заранее. Иначе мы в твою Италию без багажа улетим.

Мама Кати (отмахиваясь). Да брось ты! Два часа до регистрации. Ну и улетим?! Что страшного? Все там купим. Как раз что-нибудь из новых коллекций уже будет.

Папа Кати. А я в панике от этих новых коллекций. И так я от работы как шарпей могу дырочку до носа дотянуть.

Мама Кати. Не мели глупости. Здесь ребенок. (Обращаясь к девочке.) Котенок, посиди немного на месте. Мы с папой за багажом сходим. (Обращаясь к Папе.) Что за манера сдавать вещи за день до отлета?! Неужели нельзя было просто собрать чемодан дома и самим его сюда привезти?!

Папа Кати. Ничего. Лучше за день, чем за две минуты. Никогда не забуду, как мы летом на Мальдивах распаковались и обнаружили, что там зимняя одежда, включая две пары коньков.

Мама Кати. Твоя привычка — все покупать одинаковое и в пяти экземплярах. Я в стенном шкафу увидела чемоданы, подумала, что они и есть. Забыла, что мы в столовой собирались.

Папа Кати. Ладно, чего вспоминать! Пошли. (Обращаясь к девочке.) Никуда ни на шаг. Ты и так сегодня себя плохо вела. Ну, об этом потом. Мы скоро. Поняла?

Катя (кивая). Поняла.

Папа Кати. Так: проверим часы. На моих без пятнадцати два.

Мама Кати. Без шестнадцати. Напомни мне позвонить бабушке.

Катя (нехотя взглянув на свои маленькие наручные часы). Без семнадцати. Напомню.

Папа Кати (уводя маму в сторону багажного отделения, девочке). Ни на шаг!

Катя. Ни на шаг. Поняла. Напомню.

Девочка смотрит вслед уходящим родителям, потом на экран телевизора. Зевает и закрывает глаза. Едва веки ребенка смыкаются, на ее маленьких, наручных часах секундная стрелка замирает на месте.

Заброшенная бензоколонка. Ночь

Петрович наотмашь бьет стоящего к нему спиной напарника по голове большим разводным ключом.

Напарник (еле слышно, падая под колеса грузовика). Петрович, ты чего?!

Петрович. Прости, брат. Чего поделаешь. Сам позвал. (Передразнивая.) Сменщик запил, выручай, братан, ты у нас не пьющий. (Тяжело вздыхая.) Непьющий — это правда. Нельзя мне. Башку сносит. У тебя, бедолага, тут (хлопает по борту грузовика) техники на полмиллиона. Мой старинный кореш в Тамбове хорошую цену даст. Надо и мне когда-то жизнь начинать. Пятьдесят шесть уже как-никак.

Петрович отбрасывает в сторону окровавленный ключ и вытаскивает из кармана комбинезона рулон скотча. Оглядывается по сторонам. Наконец, что-то решив для себя, тащит бесчувственное тело напарника к куче сваленных неподалеку бетонных блоков.

Игральный зал одного из столичных казино. Ночь

Серж равнодушно следит за маленьким шариком, еще качающимся в черном желобе колеса рулетки под номером 17. Крупье безучастно сгребает лопаткой все его фишки к себе. Сосед справа сочувственно хлопает игрока-неудачника по плечу.

Сосед. Не парься, еще отыграешься. Сколько спустил-то?

Серж (поднимаясь со своего стула). Как всегда — все.

Сосед. Так не бывает.

Серж. Чего не бывает?

Сосед. Чтобы «все» и «как всегда» .

Серж. С некоторых пор мне удивительно везет.

Зал столичной дежурной аптеки. Ночь

Продавец недоуменно смотрит на стопку тысячерублевых купюр, выложенных Верой на прилавок.

Продавец. Сколько?

Вера. Я же сказала — триста. Все размеры.

Продавец. Зачем вам столько?

Вера (устало усмехаясь). Надую на День Конституции.