Мотылек

Дейв Уотерз опять не произнес ни слова, только стоял и смотрел вслед человеку, которого невзлюбил с первого взгляда. Он мысленно относил его к городским выскочкам, которым никогда не управиться с таким домом и таким хозяйством, как это, даже в том состоянии, в каком оно сейчас пребывает, и которого не продержали бы и двух минут в доме, каким он был в свое время. Дейв отметил это с самого начала — у Роберта нет подобающего почтения к своим хозяевам. Он достаточно вежлив, это правда, но за его вежливостью скрывается надменность или высокомерие, называйте как хотите, а ведь кому не известно, что надменность или высокомерие — это прерогатива людей из высшего общества и куда это может завести того, кто всю жизнь работал на них. Во всяком случае, такое поведение называется нахальством или даже наглостью. Конечно, не скажешь, чтобы он держался развязно или нагло разговаривал, потому что никогда не пытается важничать. И все равно, есть в нем что-то такое, что требует к себе отношения, на которое нет у него права, предполагаемого положением человека в жизни.

Но здесь сегодня он взял верх. Да, это правда, он спас его шею от веревки. Дейв знал, как знал Брэдли, что тут никакой не несчастный случай и что хозяин свалился со скалы не по неосторожности. Когда они расцепились и когда он отпустил хозяина, тот качнулся к краю скалы и ему ничего не стоило протянуть руки и удержать его от падения, и он протянул руки, но не для того, чтобы удержать хозяина, а для того, чтобы столкнуть его вниз. Дейв теперь отчетливо понимал, что сделал это не только защищая любимую мисс, но и мстя за целую жизнь, потраченную на службу неблагодарному человеку, от которого ни разу не слышал доброго слова, ни одного слова благодарности, и вот теперь он на всю оставшуюся жизнь попал в зависимость от выскочки Брэдли, опасаясь, что тот в подпитии проговорится. А он пьет — вспомните, как он часто таскается в «Булл», стоит только выпасть свободному времени. Одно дело раболепствовать перед тем, кто принадлежит к высшему сословию, потому что так полагается, и совсем другое — вести себя таким же образом по отношению к человеку, который ниже по своему положению. Дейву будет очень трудно такое переносить. И вообще, он просто не представлял себе, как сможет теперь жить.

А что, если этот человек станет требовать деньги? От этой мысли Уотерз схватился за голову, повернулся и закрыл за собой дверь.

3

На следующий день приходили полицейские, потом было вскрытие, и коронер констатировал смерть в результате несчастного случая. Так написали в газетах, но многие говорили, что нужно было бы приписать: «поскольку пострадавший был мертвецки пьян». Хозяин трактира в Лэмсли заявил, что мистер Торман уже лыка не вязал, когда в день своей гибели зашел в заведение, и что Билли не хотел отпускать ему спиртное, но что поделаешь, это же был джентльмен!

На похоронах были все, кому положено и кто имел положение в обществе. Кортеж был импозантный, хотя и не столь изысканный, как можно было бы ожидать, но все же за катафалком следовали восемь черных карет, а за ними известное число частных экипажей, пассажиры которых в своем большинстве после похорон вернулись в дом, чтобы поприсутствовать на поминках.

Но теперь в пять часов дня на подъездной дорожке оставался только один экипаж. Он принадлежал леди Эмили Клинтон-Смит и ее мужу Грегори. Никому и никогда не приходило в голову обращаться к этой паре «сэр Грегори и леди Эмили», первой называли леди Эмили, и она во всех отношениях была первой, что и демонстрировала сейчас в гостиной. Она сидела, смотрела на троих молодых людей и молодую женщину, которые располагались напротив нее, и говорила не останавливаясь вот уже больше получаса.

Глядя на женщину, которую она привыкла называть тетушкой, но обращаться к которой следовало с титулом, потому что это звучало с большим уважением и потому что она не принадлежала к их семье, Агнес думала о том, что братья сидят, притихшие как мыши, завороженные лицом, на которое было наложено такое количество косметики, что можно было подумать, будто мышцы к нему приклеены, двигались только глазные яблоки и губы, причем от верхней губы к носу устремлялись мириады морщинок, а от нижней столько же сбегалось к шее.