Этот фрагмент в XX веке определил многое в представлениях о Моцарте — в частности, послужил моделью моцартовского поведения в пьесе П. Шеффера «Амадеус» и одноименном кинофильме М. Формана. У исследователей не принято оспаривать подлинность этих воспоминаний — скорее всего, описанные события действительно происходили. Но можно ли с легкостью принять суждения Пихлер и расставленные ею акценты — как в этих, так в других ее мемуарах? Например, в опубликованных после смерти, где она рассуждает о Моцарте и Гайдне как о людях, «в личном общении не проявлявших каких-либо признаков выдающейся духовной силы, и вообще какого-то духовного склада, направления ума научного или просто возвышавшегося над обыденным»ь. Во всяком случае, выслушивая ее мнение, стоит иметь в виду, что оставшийся после нее десяток томов литературных сочинений (главным образом, исторических романов), сколь бы они ни были полны «возвышенным направлением ума» и «признаками духовной силы», пылятся задвинутые на самые дальние полки, чего никак не скажешь о наследии тех, о ком она судит.
Воспоминаниям Пихлер — прежде всего, описанному в них феномену — самое серьезное внимание уделил Хильдесхаймер. По сути, именно вокруг них и еще нескольких других свидетельств сконцентрирован ряд важнейших идей и суждений этого автора. Ключ к возможному истолкованию он нашел, сопоставив сценку, обрисованную Пихлер, с рассказами Йозефа Лангес. В 1808 году он писал:
>
а
Ь /Ш. 5. 473.
с Йозеф Ланге — моцартовский свояк и отчасти соперник, женатый на Алоизии Вебер, автор одного из самых достоверных прижизненных портретов Моцарта (к сожалению, незавершенного) и знаменитый венский драматический актер.
т
ГО
Н
Л
оэ
2
о
К
п
8