Вечером, мокрым и удушливым, Татьяна пришла в номер Музыки, якобы за документами. Он же якобы думал о делах, сидя в кресле и держась за подлокотники, чтобы не накинуться на неё раньше времени. Слова были глупыми и тяжелыми. Воздух в номере – спертый от возбуждённого мужского дыхания. Весьма кстати под рукой директора оказалась бутылка вина. Зачем это? Танечка, ты, конечно, не знала, но сегодня были важные переговоры, которые успешно закончились подписанием контракта. Дура ты безмозглая. Это надо отметить. Выпить по бокалу, зубами содрать с тебя бельё, поговорить о чем-нибудь, например, о поэзии или кино, повалить тебя на пол или на стол, вспомнить о чём-то культурно-возвышенном… Музыка брехал как студент, а Татьяна смущалась как девочка. После второго бокала до некоторых её, наиболее близко расположенных к черепу извилин стало доходить, что вся речь директора – красная ковровая дорожка в его кровать, по которой ей предстоит пройти. Выпив ещё бокал, она отправилась в путь.
Следующая командировка Татьяны состоялась через месяц. Музыка был человек занятой и безостановочно разъезжал направо и налево. Ввиду того, что дорога, так сказать, уже была разведана, он более щепетильно отнесся к вопросу бестолково потраченного времени. Поэтому пригласил Танечку к себе в номер в первый же вечер. Брехал он гораздо меньше, вина не пил и вообще вел себя довольно пошло, по-жлобски. Однако это не помешало ему отработать все четыре командировочных дня в полную силу.
Как относилась ко всему этому сама Татьяна? Трудно сказать. Почти так же трудно, как сцепить за спиной намыленные руки в замок. Но было что-то в её поведении, в поворотах головы, в интонациях, какие-то на первый взгляд невидимые и неосязаемые флюиды, смутно намекавшие на осторожную симпатию к Владимиру Ульмасовичу. В принципе, это объяснимо. Музыка неплохо выглядел, замечательно одевался, прекрасно манерничал, когда в том была необходимость. В общем, его и без денежного шлейфа можно была назвать привлекательным. А уж золотой налет под ногтями от ежедневного прохождения огромных сумм через его руки делал Музыку окончательным и бесповоротным эталоном женских поисков.
Татьяна, как и всякая женщина, переживала период наивной дурости, верящей в кинофильмы и социальные чудеса. Ей казалось, что интимные перипетии между мужчиной и женщиной являются необходимым и достаточным условием для дальнейшего благотворного развития их отношений. Увы, ей предстояло собственным опытом доказать ошибочность такого подросткового мировоззрения.
МАЛЕНЬКАЯ ИСТОРИЯ БОЛЬШОГО ДИРЕКТОРА
В ранней поре своего существования Владимир Ульмасович и мечтать не мог о той жизни, что была у него теперь. Пределом мечтаний, «крышей», в которую упиралась голова его фантазии, были шоколадки, так и не купленные ему отцом-электриком, аттракционы, так и не показанные ему матерью-кассиршей, и прочая дребедень, которой он оказался лишён в детстве. Семья была среднестатистической, со среднестатистическими же проблемами. В будущем Владимира Ульмасовича не ждало ничего выше должности среднестатистического работяги в бескрайнем море трудовых кадров.
И потому уже в старших классах школы Владимир Ульмасович стал культивировать в себе отвращение ко всему среднестатистическому: среднестатистической одежде, среднестатистическому поведению, среднестатистическим порокам. Началось это, как ни странно, в туалете, когда он увидел испачканный кем-то стульчак. Ему вдруг страшно захотелось иметь свой собственный унитаз, одному ему принадлежащий, чтобы чистота его не зависела от пищеварительных проблем посторонних людей. Это и было стартом. Много лет спустя, когда Владимир Ульмасович сможет позволить себе иметь не только собственный унитаз, но ещё и батальон моющих этот унитаз манекенщиц, он при написании какого-то письма выведет свое краеугольное правило: «желание иметь собственный стульчак есть первый камень в основании карьерной лестницы».