Мост через огненную реку

Они спустились вниз, в приемные комнаты дворца, где дожидались господ лакеи с плащами и шпагами. У обоих были парадные шпаги – узкие клинки с незаточенными кромками, ими можно только колоть, но не рубить. Это давало гвардейцу некоторое преимущество – Энтони, армеец-кавалерист, привык к сабле, а у гвардейцев была на вооружении шпага, не говоря уж о том, что почти все они были записными дуэлянтами и постоянно упражнялись в фехтовании на рапирах, главном оружии бретеров. Но боевой опыт у Бейсингема быт во много раз больше, что тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Энтони вслед за Гаэтано прошел к выходу во внутренние дворы, прихватив у двери факел. Гвардеец великолепно знал дворец. Пройдя по нескольким переходам, они выбрались в крохотный дворик, окруженный каменными стенами, увитыми плющом, воткнули свои факелы в гнезда на стенах. Затем отсалютовали друг другу, и Альтьери вдруг улыбнулся:

– Не желаете извиниться? Я готов рассматривать этот инцидент как недоразумение. Все-таки вы сегодня герой торжества…

Энтони молча стал в позицию.

– Ну, как угодно. Впрочем, я все равно вас прощаю, генерал, и не стану убивать героя Трогармарка. Вы будете ранены вот сюда, – гвардеец указал кончиком шпаги чуть пониже правого плеча Энтони и засмеялся: – Я почту себя удовлетворенным.

Единственной немужской чертой в Рауле Альтьери была его нелюбовь к прекрасному полу. Бойцом он оказался отменным. А Бейсингем был пьян, устал после похода, а еще ему все время приходилось помнить о том, что этой проклятой тыкалкой можно только колоть, а не рубить. Полковник пока что разминался, лениво помахивая шпагой, и все же Энтони с трудом отбивал его удары. Что же будет, когда он начнет драться по-настоящему?

Наконец, и Бейсингем втянулся в поединок, вспомнив полузабытые приемы, и Рауль тут же удвоил быстроту движений. Теперь он не нападал, предоставив противнику вести бой и без видимых усилий отражая любые удары. Бейсингем злился: Альтьери явно дразнил его, всем видом показывая, что не принимает противника всерьез.

И тут Энтони, стоявшему левым плечом ко входу во дворик, послышались легкое шуршание и вскрик. Должно быть, их услышал и Гаэтано – гвардеец вскинул голову, метнул быстрый взгляд и, казалось, смутился. Бейсингем слегка обернувшись, боковым зрением заметил в проеме женский силуэт: женщина застыла, вся подавшись вперед и жадно наблюдая за поединком.

Он отвлекся лишь на долю секунды – но отвлекся. Шпага противника мелькнула обманным движением, и рука Бейсингема привычно ответила рубящим ударом, который Гаэтано не стал отражать. Незаточенный клинок ударил его по плечу, не причинив вреда, и в то же мгновение шпага полковника вонзилась точно в то самое место, которое он указал перед началом дуэли. Поединок был окончен, гвардеец победил, но осознать это Энтони не хватило какой-то доли секунды. Альтьери откинулся назад, чтобы вытащить свою шпагу, и в то же мгновение Бейсингем даже не ударил, а, как вилку в кусок мяса, воткнул клинок в бок гвардейцу. В последний момент эфес проскользнул во вспотевшей руке и удар пришелся куда-то выше, но из-за складок рубашки – мундир Гаэтано расстегнул – не понять было, куда именно. Бейсингем остался на ногах, а его противник рухнул навзничь и остался лежать.

Трепещущий свет факелов бросал причудливые колышущиеся тени на камни двора, и казалось, что распростертый на них человек шевелится. Однако прошло несколько бесконечно долгих секунд, а гвардеец даже не попытался встать. Бейсингем присел на корточки, поднял его рубашку, чтобы осмотреть рану. Та оказалась выше, чем он предполагал – крохотная дырочка чуть ниже левого соска, и маленькая струйка крови. Скверная рана. Сквернее не бывает.

«Но я же не хотел этого!» – беззвучно вскрикнул Энтони. И тут же внутри него отозвался знакомый насмешливый голос: «А чего ты хотел? Если чего другого, надо было извиниться, и дело с концом! А потом пойти к нему в гости…»

В самом деле, не хватало еще предаваться идиотскому самобичеванию над хладным трупом. Нет уж, что сделано, то сделано…

– Тони! Тони! – пробился к нему знакомый голос. – Что с ним? Он опасно ранен?

– Он не ранен, – выпрямился Бейсингем.

– Убит? – шепотом спросила Элизабет и, не дожидаясь ответа, коротко приказала: – Быстро за мной!

Энтони замялся: бежать было недостойно, а оставаться – глупо. Но его бесцеремонно дернули за руку, так, что он чуть не вскрикнул – тонкие твердые пальчики надавили как раз на свежую рану.

– Тебя здесь не было! – выдохнула королева, когда они вошли в боковую дверь. – Возвращайся в бальную залу и танцуй.

– Ничего не получится, – при тусклом свете освещавшей коридор закрытой лампы Энтони попытался осмотреть руку. – Я ранен.

– Сильно?

– Нет, но кровь не скроешь. Да и не хочу я прятаться. У нас быт честный поединок. Он меня оскорбил, я дал ему пощечину.