Московский завет

«Определенно, венчать оперу будет появление Адама и Евы непременно в лучах восходящего Солнца. Воскрешенные Фортуной они станут испрашивать благословения императора. Здесь будет явлена аллегория на рождение нового человечества, обретающего бытие по милости Наполеона. Дальше как бы с небес хор запоет, а потом и грянет слегка подправленную песнь «Benedicite Dominum» Гайдна. Достойная концовка для «Новой Трои»! - не сдерживая восхищения, Лесюэр хлопнул себя пальцами по лбу. - Выше всяких похвал! Боже мой, просто гениально!»

Оставалось найти актеров, подходящих для исполнения ролей новоявленного человечества. Впрочем, и здесь смекалка не подвела композитора. На примете у него числились прекрасная русская незнакомка и кукольник, отличавшийся внешностью весьма колоритной. Конечно, за подобные вольности от Неаполитанского короля следовало ожидать хорошую головомойку, но страх перед возможными неприятностями в глазах Лесюэра мерк перед ожидаемым триумфом.

«Сейчас самое главное – правильно расставить силки для влюбленных пташек! - словно подбирая мелодию, он отбивал рукой такт. - Чтобы не сорвались, не выпорхнули слишком рано из своих клеток!»

Лесюэр почувствовал, что такая концовка сможет вытянуть всю оперу, потому что сильнее всего на восприятие зрителя действует финал. Собственно говоря, «конец не только делу венец», он сама суть, ради которой затевалось само произведение.

Опьянев от восторга, композитор принялся напевать арию птицелова из «Волшебной флейты», представляя как ловко, быстро и не спрашивая ни у кого позволения, он провернет свой замысел.

Известный всем я птицелов,
Я бодр, и весел, и здоров!
И где бы быть мне не пришлось,
Повсюду я желанный гость.
Умею птичек я ловить,
В силки их дудочкой манить…

«В конце концов, найдется силок, в который угодит и сам Мюрат, - заметил композитор, подбадривая себя. - На то я и птицелов, чтобы суметь справиться даже с таким надутым павлином, как Неаполитанский король!»

***

Возвратившись в комнату немедля, Лесюэр подхватил гусиное перо, мелким заковыристым почерком старательно описал финальное действие оперы и тут же легкой, танцующей походкой пустился через дворец. Он спешил в покои пленной беглянки, которая, по его замыслу, должна была превратиться в новую Еву.

Возле дверей его грубо осадил часовой, но Лесюэр принялся с таким остервенением размахивать перед его носом испещренным листком, попеременно выкрикивая имена то Неаполитанского короля, то самого императора Франции, что часовой благоразумно решил не связываться со взбалмошным чудаком.

Укутавшись в шаль, девушка сидела в напоминающем трон резном графском кресле, и читала старую книгу с выцветшими от времени листами.

- Прошу вас, поставьте на стол, - не оставляя книгу заметила пленница. - И еще прошу не докучать пустыми разговорами.

Медленно, чтобы не вспугнуть удачу, Лесюэр прошел к окну. Замечая на листах книги ровные столбцы стихотворений, наугад прочитал строфу вслух:

Во сне и мир, и счастье ждут меня,

А наяву война, беда, страданье.

Мне клевета милей, чем оправданье.

Добро - от ночи. Зло - от бела дня.

- Какие интересные стихи! Вдобавок, на французском. Жеошен дю Белле, если мне не изменяет память? Похвально, похвально. Знаете, я нахожу вас в равной мере умной и очаровательной!

Лесюэр рассыпался в комплементах, но, замечая в глазах пленницы испуг, незамедлительно поспешил ее успокоить.

- О, нет, мадмуазель, я вас не потревожу понапрасну!

Композитор заговорил ласково, почти льстиво, нарочито стараясь заглянуть в глаза. Он знал, что в подобных ситуациях следует проявлять выдержку и не торопиться раскрывать карты.

- Жан Франсуа Лесюэр, к вашим услугам! Имел счастье видеть вас на дороге, но случая представиться раньше не было.

Лицо композитора растянулось в тщательно отрепетированной улыбке, и он отдал поклон по старой моде, как было принято еще при короле Людовике.

- У вас ко мне дело? - Раевская ответила приветливому французу с обычным безразличием. - Французы столь любезны, что мне решено возвратить свободу?

- Быть может я тот, кто укажет к ней путь… - осторожно заметил Лесюэр.

- Мне и без вас он хорошо известен. И даже ваш часовой не такая уж большая помеха, - отмахнулась Мария. - Вот самостоятельно выбраться из Москвы у меня получится вряд ли.

- Но зачем вам отсюда бежать? - Воскликнул Лесюэр, изображая искреннее недоумение. - Кукольник, о котором вы расспрашивали, не в Воронове, а в Москве!

- Сальватор жив! Я верила! - Мария выронила книжку и подобно дикой кошке подскочила к французу. - Немедленно говорите обо всем, что знаете!

Не ожидая от юной девушки подобной прыти, напугавшись напора, Лесюэр поежился, постигая спинным мозгом, как Шарлотте Корде удалось без труда заколоть «друга народа» Марата.