– Да не все у нас и пытки, – попытался возразить Иван, но, увидев выражение лица собеседника, лишь махнул рукой. – Впрочем, как знаешь.
Попрощавшись, Никифор ушел, и Митрий, задумчиво поглядев в потолок, произнес негромко:
– Это еще хорошо, что пожарная четь в нашем приказе находится. А была бы в другом – шиш бы мы от Никифора чего дождались.
– Да уж, тут ты прав, друже, – поджав губы, согласился Иван.
А за окном уже давно стемнело, и высыпавшие на черное небо звезды сияли каким-то колдовским светом. В темном ночном городе повисла муторная ночная тишь, перебиваемая лишь редкими криками вышедших на свой гнусный промысел лиходеев да остервенелым лаяньем цепных псов. Вся Москва погрузилась в сон, только Кремль был ярко освещен факелами, а в новом царском дворце ярко светились высокие окна и громко играла музыка. Танцевали.
– Царь-то, говорят, не наш, – искоса поглядывая на освещенные окна, шептались сторожевые стрельцы. – Латынник!
А царь Дмитрий веселился, не обращая никакого внимания на слухи, которые, к слову сказать, активно распространял недавно прощенный Василий Шуйский.
Версия поджога вскоре нашла свое косвенное подтверждение усилиями Митрия, установившего происхождение найденного на пожарище черепка. В таких кувшинах – с выпуклым изображением виноградной лозы – купцы-персияне продавали лампадное масло, в больших количествах дававшее ровное сильное пламя. Очень удобно для поджога.
Значит, Телеша Сучков… Отрок лет четырнадцати. Кого про него и расспрашивать, как не других отроков? Ведь ясно, что молодой вьюнош не может день-деньской сидеть в избе со стариками, наверняка с кем-то из близ живущих сверстников дружил, общался. Надо только установить – с кем, а затем, глядишь, и какая-нибудь ниточка потянется. Ведь где-то же он сейчас скрывается… Если правда не убит – ну, тогда уж все концы в воду. Прохор говорит, Телешу видели с десятилетним отроком… тем самым, сгоревшим. А что общего может быть у четырнадцатилетнего – уже почти совсем взрослого – парня с десятилетним ребенком? Надо выяснить… Постой-постой! А ведь, кажется, Галдяй тоже что-то похожее говорил… Правда так, между делом… Завтра же расспросить! И искать, искать Телешу!
С утра завлеченный в «отрядную» горницу Галдяй Сукин явно этому не обрадовался. Что-то канючил, темнил – наверное, не особо-то и хотел работать, скорее всего, не о деле порученном думая, а о пропавшей лошади. Да уж, что и говорить – тетеря та еще!
– Мой тебе совет, – исподволь уламывал Иван. – Пойди-ко на пожарище да поговори с совсем уж небольшими парнищами, так, лет по восьми-двенадцати. Кто, может, с Телешей Сучковым дружил, если помнишь – это слуга сгоревшего Гермогена.
К удивленью Ивана, этому предложению Галдяй обрадовался, закивал – да, мол, схожу, вот, посейчас и отправлюсь, шапку только надену.
– Лишь бы дьяк Ондрей Василич ничего больше не поручил! – Подьячий опасливо покосился на дверь.
– Так ты ему на глаза-то не показывайся, – посоветовал Иван. – Беги, пока не пришел. А спросит – чем занимался, скажешь – порученье Овдеева выполнял. Да ведь так оно и есть!
– Ин ладно, – подьячий хитровато улыбнулся. – Говоришь, об Телеше узнать? Вызнаю. Благодарствую за совет.
– Не стоит, – светски улыбнулся Иван. – Всегда рады помочь своим людям. Одно ведь дело делаем.
Проводив Галдяя до двери, Иван подошел к окну и увидел, как выскочивший из приказных палат подьячий с заячьей прытью понесся к воротам. Ну, понятно – не хотел встречаться с Ондрюшкой. А тот чего-то сегодня запаздывал, то ли дело какое было важное, то ли – а и скорее всего – просто вчера эдак слегка поддал, пользуясь отсутствием непосредственного начальства. Овдеев пьянства среди подчиненных не терпел, хотя и сам, как всякий хороший начальник, чарки-другой не чурался. Скорей бы уж возвратился, иначе Ондрюшка совсем несчастного подьячего съест. И за лошадь украденную, и за общую нерасторопность.
А подьячий Галдяй Сукин, смешно размахивая руками, со всех ног поспешал к воротам. Ай да Иван, ай да дворянин московский – хорошую вещь подсказал! Опросить отроков? Тащиться за-ради этого через полгорода к Покровским воротам? Как бы не так! Это для других Галдяй – дурак, а для себя он умный. Знал, куда сейчас идти – уж никак не на Покровскую. Да и вообще… Эх, вот вспомнить бы, как того белоголового отрока звать, который куда-то там с Телешей Сучковым шастал. Их ведь двое было, ребят, погорельцев. Старший и младший, лет восьми-девяти. Матери их еще государь пять рублев на избу пожаловал – хвастали. Как же их…