Читаем Московский Ришелье. Федор Никитич полностью

Удивительно ли, что пан Сапега, у которого было много знакомых в Москве, уловил эту черту московской жизни и решил использовать её в своих интересах. В своё время он хоть и высказывал сомнение в законности венчания на царство «Димитрия», но быстро свыкся со случившимся и пришёл к выводу, что положение в Московии можно использовать в польских интересах. Об этом он и решил потолковать с Филаретом, как только представится удобный случай.

Филарет много лет не видел Сапегу — со времени своей опалы и ссылки — и с нетерпением ожидал возвращения краковской делегации, чтобы расспросить о нём.

И вдруг Сапега приехал сам в Ипатьевский монастырь, где в то время находился Филарет. Встреча произошла недалеко от ворот монастыря, у дороги, вдоль которой брёл Филарет, опираясь на посох. Сапега спешился, с трудом узнавая в огрузневшем, седовласом владыке знатного боярина, коего помнил красивым, быстрым в движениях, ловким. Филарет тоже нашёл, что Сапега изменился не в лучшую сторону. На его лице появилось выражение старческой брюзгливости, и этот тяжёлый, словно бы издалека, пристальный взгляд. На нём был тёмный дорожный камзол, подчёркивающий его сухощавую фигуру.

   — Здорово, старче, — с добродушной иронией произнёс он. — Как тебя Бог милует?

   — Сам видишь, как милует, — ответил Филарет.

   — А я царя вашего ныне со свадьбой поздравил да попросил дозволения поохотиться в костромском лесу.

   — Ну и добро. Гостем у нас будешь. Рад тебе. И природа тебе радуется. Вишь, будто в твою честь, всё буйно распустилось. Забыл, поди, как красивы наши края!

Какое-то мгновение оба молчали, слышно было, как внизу плескалась река. Всё кругом пышно зеленело. Ранние цветы — голубые незабудки да синие кукушкины слёзки — красовались даже по обочинам дороги. Терпко пахло берёзовым листом. Воздух был прозрачен и чист, и только движение ветерка напоминало о том, что и он тоже живой...

После трапезы с белым вином особого приготовления Сапега оглядел пышно обставленную палату Филарета и спросил не без лукавства:

   — Таково ли роскошное было твоё житие в Сийском монастыре? Ужели не угодил тебе царь Борис?

   — Как видишь, жив и на здоровье пока не жалуюсь.

   — А сказывали, надзиратели там хуже разбойников.

   — В монастыре разбойничали токмо лисы да медведи. Знатно разбойничали.

   — Да ну! Говори. Вот потешу короля нашего!

Филарет рассказал о медведе, как он перебрался через перелаз и перепугал монахов.

   — Один монах оцепенел от страха и лишь молитву творил. И медведь тоже будто оцепенел. Так они стояли и смотрели друг на друга. Медведь поворчал и ушёл, а монах после того слёг в горячке и умер. А лиса всю рыбу потаскала из монастырского погреба.

Сапега хохотал, приговаривая:

   — Вот потешу я короля нашего!

Вдоволь посмеявшись, он враз посерьёзнел, спросил:

   — Чаю, тебе ныне не до смеха?

   — Мне ли токмо?

   — Горе добру научает. Коли сведёте с престола самозванца, король даст вам на царство своего сына Владислава.

   — Знать бы, как свести.

   — В твоих руках большая власть, Филарет. После патриарха ты второе духовное лицо в державе. Тебе ли не вразумить священников? За ними пойдёт и народ.

«Всё бы этот Сапега решал за других», — подумал Филарет.

   — Что молчишь, Филарет? Думаешь, твои боярские друзья не поддержат тебя? Или священство отложится?

Филарет вспомнил свой разговор с Шуйским и свой ответ ему на сделанный служителям упрёк, что ставят в попы еретиков: «Ты, князь, ежели станешь с попами говорить, то говори от себя, а не моей речью. Не накликай на нас новые утеснения и опалы». Теперь и Сапега подвигает его на то, чтобы он своей речью вооружил священство против нового царя и накликал на себя опалу.

Сапега, казалось, угадал его сомнения и придал беседе новое направление:

   — Ныне ваши бояре были в Кракове, просили защиты у короля. Скажу тебе доподлинно, а ты передай боярам, что если они сведут с трона самозванца, то он даст на царство своего сына Владислава, — повторил он.

   — Боярам своей силой не доспеть в этом великом деле.

   — Так об этом я тебе и толкую: чтобы священство поднимало народ.

   — Это бунт, Сапега. И кто станет впереди этого бунта?

Сапега иронически развёл руками.

   — Или у вас нет крепкого мужа? Мне ведомо, что на Москве любят князя Шуйского, и народ пойдёт за ним.

Филарет с сомнением покачал головой.

   — Шуйский захочет престола себе. Станет ли он сражаться за сына польского короля?

   — Ты думаешь, Шуйский сядет на престол? Возможно. Но чем он крепче Бориса? Смута разгорится сильнее прежнего, и Шуйского скинет тот же народ, что возвёл его на трон.

   — Дадите нового самозванца?

   — Вы сами его найдёте и снова станете просить у нас на царство себе Владислава.

Филарет молчал, но в мыслях своих всё более укреплялся, что Руси нужен царь, который дал бы ей порядок и тишину. Пусть это будет польский Владислав, лишь бы к власти не пришли княжата. Руси не надобны ни Шуйский, ни нынешний легкомысленный царёк.

Перейти на страницу:

Похожие книги