– Мне говорить нечего, – глухо пробормотал Семенов, – Все это правда – и про абвер, и про Крауха. Можете расстрелять, пощады просить не буду. Об одном только прошу – не рассказывайте ничего отцу с матерью, пусть думают, что я погиб, как подпольщик Мне пощады нет, а вот их жалко. Я сделаю все, что вы прикажите…
– Ну, вот и отлично, считай, договорились, – улыбнулся Петерсен. – На задание ты пойдешь сегодня же, как только обсудим все детали, тянуть действительно не стоит. А пока посиди под замком в сарае – на всякий случай. Леня, проводи!
Михаил молча кивнул и направился к двери, за ним пошел Леонид. Когда спускались во двор, навстречу им попался Миронов – он возвращался в дом с охапкой дров. Приятели встретились глазами и отвернулись. Семенов понял – Алексей все знает. На лице Миронова застыл мучительный вопрос: почему? Михаил тяжело вздохнул, втянул голову в плечи и опустил голову.
Оправдываться действительно было нечем. Не расскажешь же бывшему другу, как его арестовали прямо в полицейском управлении и привезли на Старую площадь, где за десять минут раскололи… Эльза Карловна выложила полковнику Остерману все про него – и про прошлое, и про настоящее, и про задание.
Остерман только улыбался, когда Шульц давала абсолютно точную характеристику своему бывшему ученику. Ее слова били наотмашь, как пощечины: Семенов хочет казаться героем, рвется в лидеры, но задатков нет, более того – в душе он трус. Знает и тщательно скрывает свою слабость, поэтому и старается приобрести авторитет – ходил даже в парашютную секцию, прыгал с вышки в парке Горького. Но когда дело дошло до реальных прыжков с самолета, испугался – специально ушиб ногу, чтобы не лететь. Скорее всего, именно из-за желания совершить что-нибудь героическое и остался в городе, работать на подпольщиков – это ведь почти подвиг…
Мишка сидел, опустив голову. Кто мог подумать, что тихая и неприметная Эльза Карловна так хорошо его знает? Она оказалась отличным психологом и весьма наблюдательным человеком. Было от чего прийти в отчаянье…
Полковник Остерман, все так же улыбаясь, предложил Семенову простой выбор: либо стать его агентом, оставаясь для прикрытия в полиции, либо немедленно получить пулю за сотрудничество с НКВД.
Семенов, по идее, должен был выбрать второй вариант, так поступил бы любой настоящий герой-комсомолец, но он просто испугался. Когда Михаил услышал слово "расстрел", то руки и ноги стали ватными, а во рту появилась противная сухость. Ужасно захотелось жить – ведь ему, в конце концов, только семнадцать лет! Сколько хороших дел можно еще свершить, какую пользу принести Родине! Например, стать физиком, сделать великие открытия, перевернуть все прежние научные представления. И вдруг вместо всего этого – расстрел?
Михаил не выдержал и разрыдался прямо в кабинете Остермана. Тот сначала растерялся – никак не ожидал столь бурной реакции, потом быстро нашелся: налил рюмку коньяка, заставил выпить, успокоил.
Подумаешь, предательство! Не ты первый, не ты последний. К тому же, если разобраться, это не ты, это тебя предали – твои же начальники, которые сначала убедили, что будем воевать малой кровью и на чужой территории, а потом бросили разбитую армию и смылись за Урал, где сейчас и отсиживаются в безопасности. И ради них ты должен пожертвовать своей жизнью? Разве это справедливо? Тебе еще жить да жить, зачем бессмысленно погибать? Такие люди, как ты, нужны стране… Эльза Карловна, кстати, сказала, что у тебя есть явные способности к физике, и немецкий язык ты неплохо знаешь, это следует использовать. Скоро война закончится, весной большевиков окончательно разобьют, и Россия станет протекторатом Германии. Ты сможешь по моей рекомендации поехать в Берлин, поступить в университет на физический факультет. Учить тебя будут лучшие германские профессора! А потом станешь ученым – будешь проводить эксперименты, писать статьи в научные журналы. Получишь признание коллег и, может быть, даже мировую известность…
Заметь, убеждал полковник, после твоей героической гибели никто не позаботится о твоих близких. В лучшем случае им назначат небольшую пенсию, и все. А кто их обеспечит в старости, кто даст образование твоей сестре? Германия может принять твоих родных – предоставит отцу работу, устроит сестру в хорошую школу… Надо только немного поработать на новую власть, заслужить доверие. И дел-то всего ничего – только сообщать об операциях подпольщиков, и никто не будет знать о твоей новой службе… Общаться будешь лично со мной, приносить данные тоже только мне. Ну как, согласен?
Мишка удрученно кивнул головой – похоже, выбора у него не было. Так он и стал агентом абвера. Позже, во время одного из дежурств, к нему подошел Вилли Краух. Штурмбанфюрер без обиняков предложил сотрудничать и с гестапо, чтобы, так сказать, приносить новой родине двойную пользу. Мишка вздохнул и подписал все бумаги.