Московский лабиринт

Седой не ответил. Молча, тяжело опустился на ящик. Уперся подбородком в сомкнутые пальцы. Ни меня, ни Грэя он уже не замечал. Словно нас здесь не было. Словно невидимая черта уже отделила нас. Живых от мертвых.

Доктор шагнул к выходу. Наши взгляды встретились. Доктор тоже все понимал.

Да, Влад прав. Мы ведь сражаемся не за призраки. Не за тень великой, уничтоженной страны. Она никуда не исчезла, наша страна. Как бы ни старались вытравить её имя с географических карт. Она жива, пока живы люди.

Лейтенант Еремин, девочка с «Макаровым» в тонких руках, ребёнок-калека в огромном взрослом пиджаке… Всё это она… Россия… Истерзанная, раненая, смертельно усталая. Но живая…

Убить целую страну не так легко.

Поэтому её убивают постепенно. Тысячами, сотнями тысяч.

Сначала — «Чистый город». Потом — «Чистая земля»…

И виноваты в этом будем мы.

Ведь Гусаков, Рыжий и ещё штук шесть «президентов», будто горсть пиявок, впившихся в нашу землю, — обыкновенные пособники оккупантов. Чудовищ не судят. Их уничтожают.

А спрашивать будут с нас.

Скоро тысячи умрут.

А мы ничего не сможем изменить! Разве что умереть вместе с ними. Есть лейтенанты, но нет армии… Есть правительство в тайном сибирском схроне, но нет государства… Три человека, которых гонят, словно дичь, — слишком мало, чтобы победить…

Есть, правда, ещё два с лишним миллиона в немаленьком городе Москве Вполголоса проклинающих власть. Но сегодня, как и вчера, они будут спокойно пялиться в экраны телевизоров и компьютеров. Пока «чистильщики» не вломятся к ним в дома — их это не касается…

Точно так же они сидели и три года назад.

Я хорошо помню. Всё начиналось, как удачная телепостановка.

Американцы придумали красивое название — операция «Весенний гром». Пока на города падали их бомбы, в специальных телепередачах они объясняли, что борются не с народом России, а с преступным режимом. Нам крутили новости, в которых целый мир «полностью одобрял и поддерживал». И новейшие голливудские фильмы — с утра до вечера.

Ничего нашего телевизоры уже не показывали Останкинскую башню и другие трансляторы уничтожили ещё в первые дни.

Потом, правда, американцам пришлось перейти на листовки. После нескольких «высокоточных» ударов Москва лишилась электричества. Бумажные стаи закружились над городом.

Счёт погибшим пока шёл на сотни. Зато, кроме телевидения, не стало воды. Её пришлось развозить цистернами. Теперь очереди были не только за продуктами. Кто-то пытался брать воду из Яузы и Москвы-реки. Началась вспышка гепатита и кишечных заболеваний.

В бесконечных очередях люди зверели. Многие начинали проклинать правительство: «Дрожат за свои шкуры! А нам-то что до их разборок!» Другие ещё не требовали капитуляции. Но все были одинаково разочарованы и в президенте, и в армии. Нам ведь столько раз обещали, что, пока у России есть ядерное оружие, никто не осмелится напасть…

Большая часть из тех двухсот боеголовок, которые оставались после СНВ-5, была уничтожена ещё на земле. Штук десять всё-таки успели запустить. Без приказа. В Кремле так и не решились отдать приказ. Эти десять американская ПРО уничтожила над Сибирью. И на весь мир Россию обвинили в попытке ядерного удара.

Никакого просвета впереди не было. Страна проигрывала войну. Правда, большинство уже думало, что это те, наверху, проигрывают. Вот выдадут их международному трибуналу и жизнь снова как-нибудь наладится. В конце концов, не звери же эти американцы. Такие же люди, как мы…

В августе, когда Гусаков двинул на Москву свою дивизию, город остался почти без защиты. Армия объявила о своем нейтралитете. Генералы думали, что «сдают» правительство. Оказалось — сдали Россию. И было уже слишком поздно, когда до них дошло…

Сейчас мы уйдем… И никогда не увидим ни Влада Ерёмина, ни его товарищей… Но память останется. И сколько бы дней нам не было отпущено — до самого конца вина будет лежать на нас. Не мы убивали, не мы мучили… Просто мы не смогли это остановить…

Грэй замер посреди комнаты. Уже несколько секунд он неподвижен. О чём он думает, уставившись в лохмотья истлевших обоев? Задержаться здесь? Помочь людям Влада пробиться через кольцо оцепления?

Нет. Мы могли бы рискнуть собой. Но нельзя рисковать нашим делом. Сейчас и так всё висит на волоске. И возможно, мы — единственные помощники, на которых рассчитывает Чингиз… Борьба продолжается. Пока есть кто-нибудь кроме миллионных безропотных толп…

— Прорываться вслепую тяжело, — кивнул Грэй, снимая рюкзак с плеча и опять усаживаясь на ящик. — Без разведки не обойтись.

Лейтенант удивлённо поднял на него глаза, будто спрашивая: «Ты ещё здесь?»

А доктор уже бойко стучал по клавишам «мыльницы»:

— С другой стороны, вы ограничены во времени и средствах… Кое-кто мог бы посодействовать… Но успех не гарантирую. — Грэй вдавил «Enter». — Только бы он был на месте…

Влад и его товарищ следили за доктором с недоумением. Пока молчали. Но особого воодушевления на их лицах я не заметила.

Минуты ползли и тянулись, словно дождевые черви по мокрой земле.

— Алло, Шурик! Это я! — наконец склонился Грэй над микрофончиком «пальма».