— Вот о ней и речь. Насколько это нормально, когда барышня даже слышать ничего не хочет о замужестве?
— Ты сделал ей предложение и получил от ворот поворот?
— Угу.
Юлия Сергеевна задумалась.
— Причин может быть превеликое множество, — произнесла она наконец с самую малость усилившимся акцентом и не акцентом даже, наверное, а мягким выговором из-за которого будто бы проглатывались окончания слов. — Страх, что замужество положит конец её карьере, или ожидание более выгодной партии, к примеру.
— Слишком цинично и прагматично, — покачал я головой. — Она не такая.
— Ты можешь ей просто не нравиться. Не думал об этом?
Я поморщился, но заявил со всей уверенностью:
— Да нет, нравлюсь.
— Значит, она не уверена в твоих чувствах.
— Стал бы я тогда ей предложение делать?
Юлия Сергеевна сверкнула глазами.
— А зачем ты вообще его сделал?
— Приревновал, — честно сознался я, но эта причина собеседнице достойной не показалась.
— Брось, Петя! — отмахнулась она. — Откуда эта мелкобуржуазная мораль? Узы брака не удержат от измены! А если у вас всё хорошо, зачем регистрировать отношения? Ради детей?
— Так далеко я не загадывал.
— Тогда чего ради? Сколько вы встречаетесь — два месяца, три? Не рановато?
Я вновь откинулся на подушку и уставился в потолок.
— Так принято, — произнёс, прекрасно осознавая, сколь жалок приведённый аргумент. — Ухаживаешь за девушкой, добиваешься благосклонности, делаешь предложение…
— Ах, благосклонности, значит! Ну вот ты и ответил на свой вопрос! Твоя малышка подозревает, что замуж её позвали не от большой любви, а потому что так принято! — произнесла враз заледеневшим и уже нисколько не мягким тоном Юля и ещё даже более холодно добавила: — А мне ты, значит, предложение не сделал, потому что до тебя благосклонности уже добился другой?!
К этому времени я достаточно хорошо отрегулировал собственное заземление, чтобы улавливать малейшие колебания внутреннего потенциала собеседницы, и сейчас от захлестнувших ту эмоций меня вполне ощутимо перетряхнуло. Никак не выказать этого стоило немалого труда, но не выказал. Вот упомяни барышня своё слишком уж породистое лицо, точно бы себя выдал, а этот выстрел ушёл в молоко.
— Не говори ерунды! — возмутился я, желая снизить накал страстей. — Кто ты и кто я? Наш брак невозможен в силу банальных социальных противоречий. Я такую возможность изначально не рассматривал даже, а потом отношения вошли во вполне определённую колею, которая устроила нас обоих. Нет разве?
Юлия Сергеевна фыркнула, на миг забылась и закинула ногу на ногу, но тут же опомнилась и прикрыла коленки полой халата.
— Можно подумать, я там чего-то не видел! — усмехнулся я.
— Не важно! — отмахнулась барышня и порывисто встала. — Я иду пить чай, — объявила она, прежде чем покинуть комнату.
Пришлось тащиться на кухню следом.
— И мне налей.
На какое-то время беседа увяла, потом Юля пристально глянула и спросила:
— Уверен, что любишь её?
— Не большой специалист в этих делах, но думаю — да.
Юлия Сергеевна закатила глаза.
— Ой, только не говори, что это твоя первая любовь!
— К первой любви я охладел за неделю или две. Тут другое.
— Может, ты и небезнадёжен, Петенька.
Я отпил чая и спросил:
— Встречаешься с кем-нибудь? Или отношения не складываются из-за того, что кто-то уже добился твоей благосклонности?
Провокационный вопрос я задал вполне осознанно, но отклик на него оказался едва уловим. Барышня досадливо поморщилась и отрезала:
— Слава богу, не средневековье на дворе!
— Сословная система и дворянство — это пережитки тёмных веков, — выдал я совершенно машинально и погрузился в лёгкий транс, попытался выровнять дыхание, подстроить его под дыхание собеседницы, благо из-за насморка слышал сопение Юленьки предельно отчётливо.
— Не о том речь! — отмахнулась Юлия Сергеевна. — Что ты собираешься делать, скажи? Я вполне допускаю, что девчонка просто проверяет твои чувства.
Наверное, мне и в самом деле было не с кем обсудить свою личную жизнь, разговор затянулся до позднего вечера и как-то неожиданно перешёл на проблемы в общении с противоположным полом самой Юлии Сергеевны.
— Идея заводить отношения с абсолютами — порочна, — заявила она, вновь начав мило смазывать окончания слов. — Пусть шлифовка техники снижения чувствительности займёт не меньше года, а то и два, потом я смогу принимать в расчёт исключительно собственные симпатии и антипатии, а никак не побочные эффекты инициации.
— А о том, что кавалерам в ближайший год ничего не светит, надо понимать, ты благоразумно не говоришь?
Юлия Сергеевна хихикнула.
— За кого ты меня принимаешь? На такое даже намекать неприлично! До свадьбы ни-ни! Хвала создателю, от поцелуев меня давно уже не корёжит, а большего никто и не заслужил.
И она снова хихикнула, а я прищёлкнул пальцами.
— Да, кстати! А кто из ухажёров подарил тебе подвеску в виде золотой рыбки?
И — ноль эффекта. Мало того что Юля и бровью не повела, так ещё и её внутренний потенциал остался абсолютно спокоен.
— Это презент дяди Фёдора, — сообщила мне барышня. — Я теперь числюсь в его любимицах.