Морской путь в Индию

Главным кормчим экспедиции был Перу д’Аленкер, один из известнейших мореходов того времени.[98] Он был близок к королю и согласно королевской грамоте имел право носить шелковую одежду и на шее золотую цепь, к которой подвешивался свисток. Ризенди, хронист царствования дона Жуана, описывая обед у короля, на котором присутствовал Аленкер, называет его «величайшим гвинейским кормчим» («muito grande piloto de Guine»). Следующий эпизод показывает, как прочно было положение Аленкера и каким доверием он пользовался; этот эпизод бросает свет также на то, в каком строгом секрете португальская корона старалась держать все относящееся к африканской торговле. Аленкер сидел за одним столом с королем, в комнате было полно придворных. Возник спор о сравнительных достоинствах различных типов кораблей, плавающих между Гвинеей и Пиренейским полуостровом. Король сказал, что navios redondos («круглые корабли»[99]) не подходят для плавания. Аленкер, прекрасно знавший побережье, заявил, что он может плыть на любых судах, независимо от их величины. Король возразил, что' это невозможно, что по его приказанию предпринималось немало попыток и «круглые корабли» всегда терпели неудачу. Аленкер, тем не менее, горячо настаивал и ручался, что он в любое время, если нужно, совершит плавание и на таких судах. Это так рассердило короля, что он встал из-за стола и покинул комнату, бросив замечание: «Нет ничего такого, что дурак считал бы невозможным, а на поверку у него ничего и не выйдет». Спустя несколько минут Аленкера позвали к королю. Дон Жуан попросил у кормчего извинения за резкие слова и пояснил, что он сказал их намеренно, с тем чтобы прекратить споры: все важные сведения о путешествиях в Гвинею он желает держать в строжайшем секрете.

Рыцарь Жуан Инфанти был капитаном второго корабля «Сан-Панталиан»; кормчим там был Алвару Мартинш, а штурманом — Жуан Грегу. Грузовым кораблем командовал Диогу Диаш, брат Бартоломеу, кормчим был Жуан ди Сантиягу, принимавший участие в экспедиции Кана и хорошо знакомый с африканским побережьем. Как говорит нам Барруш, «все они истинные знатоки дела» («todos cada hum em seu mister mui espertos»).

Флотилия отплыла в августе 1487 года. На борту кораблей, плывших вниз по Тежу в открытое море, было по крайней мере шесть счастливцев. Это были два негра, насильно привезенные в Лиссабон Каном, и четыре негритянки, захваченные португальцами на Гвинейском берегу в одну из предшествующих экспедиций. Шестерых невольников хорошо кормили, и одеты они были в европейское платье; их предполагали высадить в разных местах по побережью, предварительно снабдив образцами золота, серебра, пряностей и других нужных африканских товаров и наказав им убеждать туземцев вести торговлю. Они должны были также повсюду рассказывать о могуществе и богатстве Португалии. Была надежда, что эти рассказы в конце концов дойдут до священника Иоанна, которого португальцы давно и тщетно разыскивали. С особым вниманием выбирали для этого путешествия негритянок: считали, что женщин, «с которыми мужчины не воюют», не будут обижать и что они, если их высадить в чужих для них местах, скоро вновь выйдут к берегу, а на обратном пути корабли подберут их и доставят в Португалию[100]. Диаш направился к устью Конго и затем с большой осторожностью следовал вдоль незнакомых берегов. Двух негров спокойно высадили в местности, названной Ангра-ду-Салту. А высадка «не подвергавшихся опасности» негритянок среди незнакомого населения, возможно, представлявшаяся теоретически превосходным мероприятием, на деле прошла не столь гладко. Одну из них высадили в Гавани Островов (Ангра-душ-Ильоиш, отождествляют с Ангра-Пекена), где Диаш поставил первый свой падран. Вторую негритянку высадили на берег в гавани, названной Ангра-даш-Волташ Третья негритянка умерла на борту. Проплыв вдоль берега дальше и достигнув залива, названного Диашем Ангра-душ-Ильоиш-ди-Санта Круж, моряки поймали двух туземных женщин, собиравших ракушки в мелкой воде у берега. Последняя из невольниц, остававшаяся на корабле, была высажена на берег и отпущена на свободу вместе с двумя вновь захваченными. Насколько известно, ни об одном из этих шести своих подневольных агентов португальцы впоследствии не слыхали ни слова.