Морской почерк

Все недоуменно повернули к нему головы и тактично промолчали. Через мгновенье эсминец, оставляя за кормой пенистый бурун, начал поворот и пошёл на пересечение нашего курса!

– Стоп машина! Полный назад! – закричал капитан.

Судно задрожало, и начало медленно останавливаться.

Слава Богу, всё обошлось благополучно.

– Как вам удалось угадать поворот? – спросил мастер, едва отошедший от такой неожиданности.

– Всё учтено могучим ураганом, – ответил Философ. – Когда эсминец оказался на траверзе[9], на его фок-мачте[10] до половины подняли флаг “люди”, то есть, букву “Л”, а это по однофлажному своду сигналов означало “Буду делать левый поворот”. Когда через какое-то время флаг взвился до места, то есть, до реи, эсминец начал поворот Вопрос исперчен? – Философ улыбнулся.

Так он завоёвывал авторитет и своё место на морском иерархическом трапе.

Фермер, Галифе и кочегар

Но на мастера Философ всё-таки обиделся. До отхода оставалось два часа! Чтобы поставить всё на свои места, он решил, что больше не будет редактировать тексты радиограмм капитана, на радость радистов радиоцентра и получателей депеш. Дело в том, что мастер слабо знал русский язык, так же как Философ – латышский. Вообще, как и большинство из команды, мастера он недолюбливал. Это был обрюзгший, толстый, с большим животом и деревенскими манерами собственник. Морская форма сидела на нём мешком. В рейс он всегда брал с собой сало, деревенский хлеб и другие продукты, которые в одиночестве, тайком от других, уписывал за обе щеки. Время было голодное. Моряки, между собой, прозвали его “Фермером”.

Осмотрев антенну, Философ пошёл на камбуз жарить угря. Там углём топилась плита, и стоял растерянный новый кок Миша. Это был его второй рейс в жизни. Кадры[11] прислали его после демобилизации из армии, и этот пехотинец совершил роковую ошибку: пришёл на борт в солдатской шинели, а это на флоте не прощается. Ему сразу же дали кличку “Галифе” и стали нещадно “травить”.

Тем временем, мастер вызвал старпома и второго механика, спросил, все ли люди на борту. В машине не оказалось кочегара Жени Слюнина.

– Не беспокойтесь, через полчаса будет, приведём под белы руки, – заверил второй механик Вадим и кинулся с добровольным помощником из команды в ближайшую портовую улицу с пивными и закусочными.

Помпа

На пароходе перед входом на камбуз стояла единственная на судне ручная помпа, где все брали пресную воду. В последний месяц она плохо работала. Миша, чтобы накачать кастрюлю воды, потел уже минут десять.

– Ну что, пехота, укачиваемся? – спросил его Философ.

– Да вот, мучаюсь, – жалобно ответил Миша, не поняв подначки, – качаю, качаю, а всё никак. Кому ни скажу, никто не поможет, ведь помпу ремонтировать надо!

Утром при выходе из Ирбенского пролива пришла радиограмма за подписью зам. начальника пароходства Брашкиса. Судну предлагалось сделать один внеплановый рейс за счёт сэкономленного времени. Мастер принёс ответ:

“Рига ЧЗМ[12] Брашпильсу[13] Стармеху необходимо заварить питательную трубу тчк из неё вытекает тчк, после этого решим тчк, что делать тчк КМ[14] Беркалнс”. Отстучав радиограмму, Философ прислушался. В эфире раздалось хихиканье, это смеялись радистки в Риге. Он ликовал.

Выйдя на корму, Философ обнаружил сборище у камбуза. Оказывается, наконец, сжалились над коком Мишей и решили починить помпу. Вскрыв клапанную коробку, все увидели большую дохлую крысу. Её засосало из питьевого танка, и она застряла в клапанах помпы. Крыса побелела, с неё сползла часть шерсти.

– Она белая! – закричал матрос без класса Чижик.

– Сам ты белый, – торжественно выковыривая крысу из коробки, произнёс машинист Ванин. – Ведь целый месяц пили через окаянную крысу! И никто не заболел! Верно “Галифе"? – спросил он у Миши.

Миша стоял с открытым ртом и долго не мог придти в себя.

– Это тебе не в окопе сидеть, это – флот, – нравоучительно подняв вверх указательный палец, пояснил ситуацию Ванин.

Болванка-выручалка

При швартовке в Вентспилсе, мы увидели на причале болванку-выручалку. Это была огромная металлическая конструкция в десятки тонн весом. Многие на палубе засмеялись. Болванка представляла собой, очевидно, какую-то ферму. Она, лёжа на причале, как бы просила: возьмите меня! В выполнении плана грузоперевозок судами пароходства болванка играла существенную роль. Каждому судну спускался план: рейсовый, квартальный и годовой. Он выражался в тонно-милях. Надо было проплавать определённое количество миль и перевезти определённое количества грузов. Как правило, с милями было всё в порядке, а вот тонн часто не хватало. Вот тогда-то и начинался звёздный час болванки. Её грузили на палубу и соответственно оформляли в порту эту погрузку. Поскольку она была бесхозная, её просто выгружали в порту назначения.

За выполнение плана, а тем более за его перевыполнение, морякам выдавалась денежная премия, в которой были заинтересованы все.

– Неделю назад она была в Клайпеде, – сказал старпом, обращаясь к мастеру.

Никто не удивился, ведь болванку-выручалку можно было встретить в любом совпорту Балтики.