Однажды жарким воскресным днем я томился в тенечке на Минной стенке в ожидании баркаса, лениво поедая мороженое, купленное тут же в ларьке. Баркас не появлялся, ожидание затягивалось, начинало клонить в сон. Я, не поддаваясь сладким чарам Морфея, несколько раз ходил за мороженым. Мороженщица, здоровенная тетка, неопределенного возраста с ярким маникюром, крашеная, с толстым слоем “штукатурки” на подвижной, выразительной физиономии звалась Машкой. Она торговала здесь мороженым, очевидно, с девичества. Машка все и обо всех (тоже все) знала, и ее знала вся дивизия. Свое “ветеранство” Машка однажды подтвердила весьма оригинально: матрос, перед которым она неожиданно захлопнула на обед окошко, охарактеризовал ее распространенным русским словом. Машка, услышав это, мгновенно высунулась по пояс из ларька и подняла визг на всю Минную:
– Это кто б…ь? Кто б…ь? Это я б…ь? Сопляк! Я еще лейтенанту Саакяну давала! А он сейчас в адмиралах ходит! А ты говоришь – б…ь!
Надо заметить, что в это время лейтенант Саакян действительно был уже вице-адмиралом, начальником штаба флота. Все, кому посчастливилось слышать Машкино “соло”, смеялись до колик. Этот эпизод передавался из поколения в поколение моряков. Машка была “реликвией” дивизии кораблей и деться от этого никуда было нельзя.
В какой-то момент мне показалось, что на Минной стенке что-то происходит. Я огляделся вокруг: на причале стали появляться адмиралы, офицеры из штаба флота. Их становилось все больше и больше. Автомобили, их привозившие, выстроились во внушительный ряд. Все прибывшие почему-то сначала поднимались на борт пришвартованного к стенке миноносца, затем, спустившись по сходне на причал, образовали что-то похожее на тихо гомонящую толпу.
Вездесущая Машка, покинув ларёк, проплыла по причалу, потерлась около высокопоставленной толпы, пообнималась с некоторыми её представителями и, вернувшись к ларьку, с заговорщицки-важным видом изрекла:
– Ужас!!! У пушки ствол отпилили!!!
Наша реакция была неопределенной: Машка – она Машка и есть… В центре штабной толпы что-то творилось. По рассерженным, злобным голосам, ненормативной лексике можно было смело сделать вывод, что в центре находится некий “объект”, из-за которого съехалось на причал такое количество высокого начальства, и сейчас для него наступил “час истины”.
Садясь в подошедший баркас я спросил у дежурного по Минной стенке, моего однокашника, что происходит.
– Два идиота-политработника то ли сдвинулись по фазе, то ли пошутили, доложили в штаб флота, что на миноносце – диверсия: якобы кто-то отпилил на носовой артиллерийской установке СМ-20-ЗИФ один из четырех стволов. Понаехали штабные – все стволы на месте. Ну, теперь их порют по выкройке!