Морской офицер Франк Мильдмей

По возвращении нашем в порт я просил позволения отправиться в Англию для экзамена на лейтенанта, так как мне оканчивался тогда срок мичманской службы. Меня спросили, не хочу ли я остаться и держать экзамен на флагманском корабле, но множество причин, которых я не намерен даже высказывать теперь, заставили меня предпочесть экзамен в английском порте, и я получил увольнение. Читатель, без сомнения, поверит мне, если я скажу, что я написал несколько дюжин писем к Евгении: ее молодость, красота и мое недолговременное обладание ею все еще сохраняли в некоторой степени привязанность мою к ней. Об Эмилии я получал известия, и продолжал питать к ней чистейший пламень. Она была моим солнцем, моей луной, а прекрасные дамы западного полушария — блестящими звездами первой, второй и третьей величины. Я любил всех их более или менее; но все их прелести меркли, когда прекрасная Эмилия светила в груди моей блистательным огнем.

Я получил письмо от батюшки, который желал моего возвращения домой, имея в виду случай представить меня некоторым знатным людям, с целью обеспечить на будущее время мое производство в высшие чины. Совет был хорош, и так как он согласовался с моими видами, то я охотно последовал ему. Я простился с капитаном как нельзя лучше; равно дружеским образом простился с товарищами и с офицерами и, наконец, обошел всех знакомых дам, целуя, обнимая, клянясь им в любви и вечной преданности. Ничто, говорил я, не вырвет меня из Галифакса, если я буду произведен; ничто, обещал я одной, не помешает мне жениться, когда буду я лейтенантом; другая должна была ожидать супружеских уз, когда буду я капитан-лейтенантом; с третьей я сочетаюсь, если меня произведут в капитаны.

После шестинедельного плавания я пришел в Плимут, и мне как раз исполнилось тогда шесть лет мичманской службы.

ГЛАВА XV

Допрашивай его хорошенько, добрый Дрей: не балуй его. Делай ему невозможные вопросы. Притиснем, притиснем его.

Бьюмонт и Флетчер

Вскоре по прибытии в Плимут общим приказом, отданным с флагманского корабля, было объявлено, что экзамен мичманов, готовящихся к производству в лейтенанты, назначен на корабле «Salvador del Mundo», в Гамоазе.

Я не замедлил известить об этом отца и сказал ему, что чувствую себя совершенно готовым, и намерен экзаменоваться. В назначенный день ваш покорный слуга и еще четырнадцать или пятнадцать других молодых кандидатов прибыли на флагманский корабль. Каждый одет был в платье N 1, по самой точной и строгой форме, с огромной связкой навигационных журналов и книг под мышкой. Нас засадили всех вместе, подобно овцам на заклание, в закрытую каюту, сделанную из парусины.

Около одиннадцати часов капитаны, которые должны были сделаться нашими Миносами и Радамантами, прибыли на корабль; но, признаться, всем нам не слишком понравился «покрой их лиц». В двенадцать часов вызвано было первое имя. Отчаянный юноша старался несколько ободриться, прочистил свое горло, поправил рубашечный воротник, подернул шейный платок и, схвативши трехугольную шляпу и журналы, бодро последовал за посланным в капитанскую каюту, где три важно глядевшие особы, одетые в полуформу, ожидали его. Они сидели за круглым столом, а клерк сидел под рукою самого президента. Навигация Мура, эта непостижимая премудрость, лежала перед ними, вместе с морским месяцесловом, аспидной доской с грифелем, чернильницей и бумагой. Дрожащий мичман подошел к столу, и, почтительно представивши журналы своих плаваний и аттестаций командиров в исправности по службе и хорошем поведении, был приглашен сесть. Первые вопросы начались с теории; и хотя в кают-компании, или в другом обществе, он отвечал бы на них свободно, но тут так сконфузился, что совершенно потерялся: затрясся при первом вопросе, выпучил глаза при втором, и, не отвечавши на третий, был отпущен с приказанием «пробыть в море еще шесть месяцев».