Морпехи против «белых волков» Гитлера

Крепкий двадцатилетний парень из Баварии вжимался в землю. Пули летели над головой, обдувая стриженый затылок жутким ветерком. Одна ударила в камень. От сильного удара тот взорвался, словно маленькая граната. Острые крошки ударили в ухо и щеку. Баварцу показалось, что осколок камня пробил ушные перепонки и засел в мозгу. Он невольно вскрикнул от ужаса и приподнялся.

Следующая пуля русской трехлинейки пробила плечевой сустав, рука сразу онемела. Пулеметчик проклинал тот день, когда хвалился перед медиками своим здоровьем, крепким мускулистым телом. Он очень хотел стать подводником, стать одним из прославленных парней адмирала Деница (главаря подводного флота). Он им стал.

Но чего стоили его награды, счет в банке, восхищение знакомых, когда он сейчас бессильно крутился на месте — ползти с перебитым плечом невозможно. Пулеметчик привстал на колени, собираясь двигаться на четвереньках. Антон Парфенов нажал на спуск. Пуля вошла в поясницу рядом с позвоночником, пробила насквозь мочевой пузырь и вышла из живота. Это была уже смерть. Кричать, звать на помощь не оставалось сил. Пулеметчик, метко разбивавший головы морякам и пассажирам (хоть женщинам, хоть детям) с потопленных судов, ворочался в расплывающейся луже крови, смешанной с мочой.

«Топи их всех!» — говорили баварцу. И он топил. Сейчас настала его очередь. Десантник, пробегавший мимо, уже израсходовал оба диска. В одной руке он сжимал гранату, в другой — саперную лопатку. Баварец вытянул ему навстречу руку с растопыренной ладонью, умоляя о пощаде. Бесполезно. Лезвие перебило пальцы и обрушилось на голову.

Противники сблизились и стреляли друг друга в упор. Кое-где бросали гранаты и пустили в дело ножи. Два немецких пулемета были выведены из строя, но и десантники понесли немалые потери. Капитан подлодки послал на подмогу еще семь человек с последним ручным пулеметом. Ремонт субмарины заканчивался, требовалось каких-то полчаса, и можно погружаться.

Ранили Антона Парфенова. Пуля расколола приклад винтовки и ударила в бок, перебив ребро. Его перевязывал баянист Саша Кучеренко, сам раненный в руку. Афанасий Шишкин, вооруженный винтовкой, прижимал к земле расчет третьего пулемета, но навстречу бежали еще семь человек, посланных рыжебородым капитаном. Они вели беглый огонь, и перевес явно склонялся на сторону немецких моряков.

Командир взвода Степан Осокин погиб, лучший стрелок Антон Парфенов был ранен, единственный ручной пулемет Дегтярева был выведен из строя, пулеметчик убит. У Фатеева кончились патроны, пекла хоть и неглубокая, но кровоточащая рана на руке. Он стрелял из трофейного «парабеллума», не надеясь в кого-то попасть. Орденоносец Кулаев тоже достал «вальтер» и, высунув руку, не целясь, выпустил обойму. На всякий случай зарядил запасную, затем пополз назад.

Потеряв голову от страха, не заметил, как уткнулся в мертвое тело одного из своих помощников. Утром он обещал им ордена и говорил, что туповатая десантура без опытного командира ничего сделать не сможет. Таким командиром Кулаев считал себя — десять классов, военно-морские курсы, член партии.

В помощника угодило не меньше семи-восьми пуль. Куртка и тельняшка насквозь пропитались кровью, рот с выбитыми зубами был жутко оскален, глаза открыты, по ним ползали какие-то мошки. А ведь рядом мог лежать сам Кулаев. Его передернуло от отвращения, к горлу подступила тошнота. Лихорадочно двигая локтями, орденоносец полез под защиту каменного гребня.

Над головой провыл снаряд, следом другой. Орудие подводной лодки открыло огонь. На склонах усилилась автоматная стрельба. Командир отряда Маркин вел запасную группу, которая застряла в густом стелющемся березняке и с трудом продиралась вниз. Автоматный огонь срезал двоих подводников, посланных капитаном, пулеметчик стрелял куда попало. Сильный встречный огонь заставил уцелевших немецких моряков отступить.

Кого-то догнали и закололи штыком. Пулеметчик, присев за камень, сменил ленту и продолжал вести огонь. Упал еще один десантник, но остановить атаку немцы были уже не в состоянии. Они торопились на пирс под защиту пушек подводной лодки. Добежали немногие. Пирс оказался пуст: стояли тележки с кислородными баллонами, валялся сварочный аппарат, замасленное тряпье, окровавленные бинты. Из группы прикрытия до лодки сумел добраться лишь раненый снайпер.

Пять-шесть уцелевших подводников застыли на пирсе. Они были без оружия. Первым к ним подбежал Фатеев и приказал поднять руки, опасаясь, что кто-то из отчаявшихся моряков может швырнуть гранату. О жестокости и садизме немецких подводников знали все. Вряд ли они рассчитывали на пощаду.

Девятнадцатилетние парни учились в первых же походах у старших камрадов беспощадности к врагам. Бывало, столпившись на верхней палубе (когда не было опасности авианалетов), они спорили, с какой по счету очереди пулеметчик потопит спасательную шлюпку.

–Пулемет перегрелся, — объявлял рыжий командир. — Остальных добивайте сами.

И добивали. Даже с удовольствием. Целясь в головы, которые раскалывались от попаданий разрывных пуль.