Моря и годы (Рассказы о былом)

В каюте Викторова все было в норме. Старательный вестовой запер все ящики шкафов, письменного стола, бюро. Все склонное к самостоятельному перемещению — бритвы, пепельницы, вазы — он завернул в полотенца и уложил на постель. В нашей же со Столяровым каюте царил страшный беспорядок. На поверхности воды плавали ночные туфли Петра и мои выходные ботинки. Ящики платяного шкафа и письменного стола выскочили из своих гнезд и были готовы нырнуть в теплые воды. Моя тетрадь с интегралами и премудростями высшей математики тоже плавала в воде. Петра в каюте не было. Он с качкой в самых скверных отношениях и неизвестно где от нее спасался. Я повылавливал все, что находилось в свободном плавании, закрыл и закрепил все, что необходимо.

По нижней палубе направился в нос корабля. Везде гуляет теплая вода. Трюмные, комендоры, живущие в кубриках, откачивают, черпают, выжимают воду, поминая шторм во всех склонениях времен парусного флота.

Добравшись до мостика, обо всем подробно доложил Викторову. Вскоре в сопровождении комиссара Кежуца на мостике появился Климент Ефремович, выбритый, подтянутый, просто, как говорят на Руси, молодец молодцом, но с суровым и озабоченным выражением лица.

— Товарищ Викторов, куда мы держим путь?

— На север.

— Как так на север, ведь должны идти на юг?!

— Товарищ Народный комиссар, шторм заставил изменить курс. Решил вас не беспокоить.

— Устав, товарищ Викторов, для всех одинаков. Как Нарком я обязан знать все условия, в каких работает флот. — Климент Ефремович сделал небольшую паузу и уже в более спокойном тоне добавил: — Что вы изменили курс, очевидно, правильно. Вам, морякам, виднее, но порядок есть порядок…

Через некоторое время после того, как все собрались в намеченной точке встречи, мы продолжили поход.

Дошли до нужного района южной Балтики, где с танкеров пополнились топливом, пресной водой, и двинулись в обратный путь, прижимаясь к восточному берегу.

Идя вдоль берегов Германии, к утру подошли к Данцигской бухте и легли курсом на Гдыню. Захватывающая картина, когда линкоры, крейсер в охранении эсминцев входят в бухту. Дальномерщики непрерывно докладывают расстояние до маяка Хель и порта Гдыня. Все корабли репетуют сигнал об изменении курса. Флагманский штурман докладывает:

— До поворота осталось шесть кабельтовых.

— Товарищ Народный комиссар, разрешите ложиться на новый курс? — обращается Викторов к Ворошилову.

— Разрешаю.

— Сигнал долой, — командует Викторов.

Все корабли одновременно делают поворот на 180 градусов. Ворошилов, видя, как четко совершается маневр, С удовольствием замечает:

— Прекрасно работают. Любо смотреть. Теперь я понимаю, что во флотской службе тоже есть своя романтика и красота труда…

С погодой нам явно не повезло. То шторм, то зыбь такая, что у эсминцев, идущих лагом к волне, чуть ли не кингстоны видно. Но все остальное было интересно и поучительно.

Во время этого похода все прибалтийские государства могли воочию убедиться в мощи советского флота на Балтийском море. Были, конечно, кое-какие досадные казусы, но все же Нарком обороны отбыл с флота не с плохим впечатлением.

Это был последний поход в моей флаг-секретарской жизни. Начальник Морских сил Балтийского моря утвердил мою кандидатуру для сдачи экзаменов в штурманский класс.

И вот экзамены выдержаны. Тринадцать моих однокашников и я зачислены в штурманский класс. Сдаю дела Клыкову, окончившему училище на год позже меня, тепло прощаюсь с Петром Столяровым, с которым мы крепко подружились. Грустно все-таки расставаться с друзьями, с любым полезным делом, с любой нужной работой…

Штурманский класс

В двадцатые годы на флоте существовал такой порядок: на специальные годичные курсы усовершенствования командного состава для специализации посылали тех, кто прослужил на кораблях не менее двух лет. В течение этого срока молодой командир мог выбрать себе специальность, по которой желал бы совершенствоваться. Порядок, прямо скажем, не лишенный резона. Вот почему в 1929 году курсы были укомплектованы главным образом нами, окончившими училище имени М. В. Фрунзе в 1927 году.

Обычно зиму и весну занимала теоретическая подготовка, а лето и осень практика по специальности. Окончивших курсы усовершенствования официально называли: «классный специалист».

Начальником курсов был Рыбалтовский, а комиссаром Глухоченко, который знал меня еще по Пубалту. Очевидно, поэтому мне вновь поручили редактировать стенную газету.

Нашим штурманским наставником стал опять А. П. Гедримович, такой же живой, с искрометными главами, остроумный и беспокойный. Вот только волосы его, не поредев, приобрели серебристый оттенок… Всем нам было приятно, что именно он возглавлял штурманский класс.

Мореходными науками с нами занимался Н. Ф. Рыбаков, тот самый, который ходил на «Воровском» из Мурманска во Владивосток, штурман высокого класса и великолепный педагог.

Новую дисциплину — тактическую навигацию преподавал бывший старший штурман линкора «Марат» Всеволод Чернышев.