- ЛИТОГРАФИЯ, ЧТО ТАКОЕ? Слушай. - Владик делает большую паузу. - В Суриковке, учти, все камни были на учете. Почему? - Опять долго молчит. Поднимает палец: - Деньги на них печатали. То есть можно было печатать. Вот такой толщины (показывает), идеально отполированы. А линогравюра - дело проще. Вырезаю. То, что вырезаю, будет светлое, а то, что оставляю, темное. Но это, конечно, букварь, азбука, извини! Да! Все думают, что я умный, а на самом деле... (пауза) так оно и есть! Я наивный до примитива, да я и в самом деле примитив. Но для своих студентов я кое-что значу. Они же не знают, что я ничего не значу. Одна нашлась, стерва с ушами, натуральная полуобнаженка, пыталась отдаться, говорит на языке якобы графики. Это у нее диплом. Диплом! А такие претензии! Врать ей, как девушке, я могу, но в графике? Никогда! Линия! Глубина! Образ! Характер! Ты что! Фаворский, Кузьмин, Константинов! Ты веришь, что черно-белое может передавать цвет? Веришь? Отлично! Значит, еще не пропал.
ЖИТЕЙСКАЯ МУДРОСТЬ попутчика: «Не бери дурного в голову, а тяжелого в руки». Он вроде еще совсем не старый, а наколка на руке совсем ископаемая: «За измену не прощу». Еще бы надо: «Не забуду мать родную».
О, ЗИМНИЙ САД в лунную ночь! Золотой мед лунного света, серебро заснеженных ветвей, таинство синих теней на молодом нежном снегу. А утром? Утром еще лучше: рассвет розоватит белые букеты кустов и деревьев. Зеркальца снежинок посылают друг другу зайчиков.
От тоски по таким русским снегам можно заболеть в любой Калифорнии.
СОСЕДКА ЛИДИЯ Сергеевна очень любит свиней. Я ей сказал однажды, что слова «свинья» не было в русском языке, только «порося», «поросята», то есть бегущие по росе, да даже и по Руси, так как «роса - росс -русь» - близкие слова. Это Лидии Сергеевне очень понравилось. Как и ее мужу, Льву Николаевичу, который часто лежит на плоской крыше сарая, пребывает в отдохновении после вчерашних излишеств.
- Именно так! - восклицает он. - Какая же это свинья, если у нее сердце как у человека.
- То-то и лежишь как боров, - смеется Лидия Сергеевна.
ДИМИТРИЕВСКАЯ СУББОТА
Идет тихий мокрый снег. С яблонь течет, стволы почернели. Костя затопил баню. Дрова - просмоленные шпалы - дают такой дым, что Костя называет баню «Линкор “Марат”».
Надо привыкать к себе и не ругать себя, а понимать, и не переделывать, а потихоньку доделывать. Радуюсь одиночеству. Тут я никого не обижаю, ни на кого не обижаюсь. Такое ощущение, что кто-то за меня пишет, ездит за границу, выступает, говорит по телефону, а я, настоящий, пишу записки-памятки в церкви. На себя, выступающего, пишущего, говорящего гляжу со стороны. Уже и не угрызаюсь, не оцениваю, не казнюсь убогостью мыслей, произношением, своим видом в двухмерном пространстве. Конечно, стал хуже. А как иначе - издергался и раздергался. И вижу прибой ненависти к себе и нелюбви. И уже и не переживаю. В юности был выскочкой, даже тщеславен был. Себя вроде в том уверял, что рвусь на трибуну бороться за счастье народное, а это было самолюбие.
Хорошо одному. Стыдно, что заехал в такое количество жизней и судеб. На моем месте другой и писал бы, и молился бы лучше, и был мужем, отцом, сыном лучшим, нежели я, примерным.
Надел телогрейку, резиновые сапоги, носки шерстяные. Красота! Грязища, холод, а мне тепло и сухо. Так бы и жить. Снег тяжелый, прямой. Но что-то уже в воздухе дрогнуло, пошло к замерзанию.
- Чего с этой стороны заходишь? - спрашивает Костя.
- В храме был, записки подавал. Суббота же Димитриевская.
- Я не верю, - говорит Костя. - Что свинья живет, что лошадь, что человек. Кто помрет, кто подохнет, кого убьют - все одно. Не приучали нас. Учили, что попы врут. А выросли, сами поняли, что и коммунисты врут. Пели: «По стенам полазили, всех богов замазали. Убирали лесенки, напевали песенки». Не верю никому!
- Но Богу-то надо верить!
- Да я чувствую, что что-то есть. Да что ж люди-то все как собаки? Злоба в них как муть в стакане. Пока муть на дне - вода вроде чистая, а чуть качни - все посерело.
- Прямо все как собаки? И ты?
- Да! Я же вчера с соседкой полаялся. И она оттявкивалась.
В АНКЕТАХ НА ВОПРОС: «Какими языками владеете?», честно писал: «Русским со словарем». Конечно, это самохвальство было. А когда стал добавлять: «со словарем Даля», то это очень правильно. Не Ожегова же.
Даль, третье издание.