Читаем Море житейское полностью

Сообщение Н. Барсова: «Рассказ о слоне принадлежит перу Андрея Денисова, малоизвестного литератора эпохи Петра, ученику Ф. Прокоповича. Эта картинка тогдашней жизни очень любопытна:

«:.. .толь велий зверь малому при нем всаднику повинуется, и водится от малосильного многомощное безсловесное диво. Кольми паче мы, словесные твари Божии, страсти наши вольны обуздывати».

«В пожертвованиях в пользу арестованных Мясницких участков братья Александровы пожертвовали 127 ситничков на 2,5 копейки».

«Пляска цыган доходила до исступления, их телодвижения и возгласы производили такое дикое и сверхъестественное действие, что мудрено было вообразить их обитателями нашей сонной планеты».

«Небывалый случай. Матвеев, воспитатель детей Алексея Михайловича, строил дом, церковь. Не было камня. Вдруг делегация стрельцов. “Прими, отец наш, камень”. - “Я заплачу”. - “Нет, это камни с могил наших отцов, и продавать их нельзя ни за какие деньги”. Небывалый случай».

«Народный театр на Варварской площади представляет комедию “Скапеновы обманы” в переводе Василия Теплова». Видимо, «Проделки Скапена». Ничто не ново под луной, а ново то, что хорошо забыто.

«Балы длились всю ночь. Вся Мясницкая бывала запружена каретами, и все цуги, цуги и цуги (шестерки лошадей). Кучерам выносили по калачу и по стакану пенника.

Ни одна девушка на балу, как бы ни была утомлена, не смела сойти с паркета. Считалось плохим, что девушка не ангажирована на какой-то танец. Заботливые маменьки, отбросив всякое самолюбие, бегали за кавалерами и просили их: “Батюшка, с моей-то потанцуй”.

Было модным для девушки быть томной, безстрастной, говорить, что не нравятся танцы, скучно на них, но не пропускать ни одного бала».

«После чумы на Москву надвинулась зараза пострашнее - францу-золюбие».

А после Наполеонова антихристова нашествия «московские щеголи и щеголихи взяли в моду одеколон: он любил мыть им голову и плечи». «Под какое декольте шею мыть, под большое или под малое?»

С конца XVIII века вошли в большую моду обмороки. Обмороки Ди-доны, Венеры, по случаю, обморок кстати, обморок коловратности.

«Нервы» стали известны в 20-х годах XIX столетия.

«1801. Первый велосипед на фоне дома Пашкова. То и другое новинка для Москвы».

Тут я не согласен. Вятские умельцы задолго до этого подарили императрице Екатерине «самобеглую коляску».

Три восьмерки, 1888 год, двадцать пять лет отмены телесных наказаний в России.

КАМЧАТКА

Декабрь, снега. Прилетел сюда, обогнав солнце. Взлетал при его полном сиянии, прилетел, а тут уже рассвет. Красные стекла иллюминаторов. Живу несколько дней, погода всякая, но так хорошо! Вдруг объявляют с вечера штормовое предупреждение на завтра. А как улетать? Тут и на месяц, бывает, застревают. Были в эти дни и метели, и солнце, и холодно, и тепло, и пасмурно, и даже дождливо. Снега казались мне уже глухими. «Разве это снега? Снега у нас в марте. Снега и в мае лежат». Из окна номера в гостинице три сопки, «Три брата». Разные все время, не насмотришься. Да, Камчатку можно полюбить. Тем более я житель школьной «камчатки» - последней парты. Да, посадили на нее за шалости, но как же на ней хорошо!

Жить на Камчатке трудно. Один факт - рыба дороже, чем в Москве.

Японцы все время завидуют: «На Камчатке сто пятьдесят тысяч населения, в Японии сто пятьдесят миллионов». Мол, делайте выводы.

Богатства Камчатки неисчислимы. Рыба, ископаемые, термальные воды, дичь. Показали газету 30-х годов. Рыбколхозу дают задание - заготовить на зиму сто медведей, рыбколхоз рапортует: заготовили триста. Ужас. Еще ужаснее: убили медведицу, медвежат раздают в бедные семьи, кормить на мясо к зиме. Ну, а что делать, это жизнь.

ЛЕТУЧКА В ЛИТДРАМЕ на телевидении, обозреватель: «Драматургическое зерно взошло и подняло действие на гребень девятого вала по гражданскому накалу. В ФРГ ставят Горького: “Варвары”, “На дне”, “Дачники”, показывают: вот что происходит в России. России не знают. Три аспекта исторической темы: одни режиссеры ставят так: показывают - вот как было плохо до Октябрьской революции, другие: вот что у нас осталось от того времени (пережитки или было что-то ценное: прославить, пожалеть или искоренить?), третьи: а что, собственно, изменилось?»

И ЛЕВ ВОЗЛЕЖАЛ рядом с ягненком. И питались травами. И раздул лев ноздри, и почуял вдруг запах крови, проходящий сквозь тонкую кожу ягненка. И возжелал его и съел. И понравилось это ему. А травы продолжали расти. (Подражание.)

ЧУВСТВА НЕ ЗАСЫПАЮТ, они умирают. Умершее чувство можно воскресить еще большим чувством. Но это личное. А если умирает чувство родины? Зачем России покойники?

ДРОЖИТ СТАКАН, боюсь - пролью. Мне не впервой запить. Но слово пить и значит - быть. За это пью! Понять меня давно пора: я не иду ко дну. Творю, напившись, до утра, благодаря вину...

Не сердись, и не будь истерична, дорогая моя историчка. В мир искусство пришло давно, но давнее его вино...

Вино длинит судьбы длину. Я трезвым бы пропал. Всю ночь, благодаря вину, пишу. А так бы спал.

Перейти на страницу:

Все книги серии РУССКАЯ БИОГРАФИЧЕСКАЯ СЕРИЯ

Море житейское
Море житейское

В автобиографическую книгу выдающегося русского писателя Владимира Крупина включены рассказы и очерки о жизни с детства до наших дней. С мудростью и простотой писатель открывает свою жизнь до самых сокровенных глубин. В «воспоминательных» произведениях Крупина ощущаешь чувство великой общенародной беды, случившейся со страной исторической катастрофы. Писатель видит пропасть, на краю которой оказалось государство, и содрогается от стихии безнаказанного зла. Перед нами предстает панорама Руси терзаемой, обманутой, страдающей, разворачиваются картины всеобщего обнищания, озлобления и нравственной усталости. Свою миссию современного русского писателя Крупин видит в том, чтобы бороться «за воскрешение России, за ее место в мире, за чистоту и святость православия...»В оформлении использован портрет В. Крупина работы А. Алмазова

Владимир Николаевич Крупин

Современная русская и зарубежная проза
Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском
Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

В книге представлены воспоминания о жизни и борьбе выдающегося русского государственного деятеля графа Михаила Николаевича Муравьева-Виленского (1796-1866). Участник войн с Наполеоном, губернатор целого ряда губерний, человек, занимавший в одно время три министерских поста, и, наконец, твердый и решительный администратор, в 1863 году быстро подавивший сепаратистский мятеж на западных окраинах России, не допустив тем самым распространения крамолы в других частях империи и нейтрализовав возможную интервенцию западных стран в Россию под предлогом «помощи» мятежникам, - таков был Муравьев как человек государственный. Понятно, что ненависть русофобов всех времен и народов к графу Виленскому была и остается беспредельной. Его дела небезуспешно замазывались русофобами черной краской, к славному имени старательно приклеивался эпитет «Вешатель». Только теперь приходит определенное понимание той выдающейся роли, которую сыграл в истории России Михаил Муравьев. Кем же был он в реальной жизни, каков был его путь человека и государственного деятеля, его достижения и победы, его вклад в русское дело в западной части исторической России - обо всем этом пишут сподвижники и соратники Михаила Николаевича Муравьева.

Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Биографии и Мемуары

Похожие книги