Море житейское

Все мгновенно проносится - дорога до Дафни, каждый поворот которой знаком, обилечивание, суета встречи прибывшего парома «Пантократор», вот и нам пора. Крестимся - дай Бог не последний раз на земле Афона - и входим на палубу. Вот и поплыли назад берега, вот там, вверху, монастырь Ксиропотам, а вот и наш родной Пантелеимонов, мелькнула знакомая дорога к Старому Русику, к мельнице преподобного Силуана, пошла дальше к Ксенофонту, к Дохиару. Да, тут мы отважно продирались через кручи, как то там канарейки, подобрел ли пес-охранник?

И вот вроде сюда мы принеслись моментально на быстроходном катере, а кажется, что паром утаскивает нас к Уранополису еще быстрее катера. Дельфины дают концерты, усиливая будущую тоску по святым берегам, чайки внаглую пикируют, осматривая пассажиров, что ж они не обратят внимания? А нам не до них, мы до слез в глазах, таясь друг от друга, вглядываемся в вершину Святой горы, прощаемся со счастьем Богом данной недели. И звучит в душе и сердце: «Ибо никто из нас не живет для себя, и никто не умирает для себя; а живем ли - для Господа живем; умираем ли - для Господа умираем: и потому, живем ли или умираем, - всегда Господни». (Рим. 14, 8).

Как-то там, в Ксилургу, наша икона, наши святые, в земле Российской просиявшие? Сияют и на Афоне.

Встреча с Пенелопами

Можно владеть домами, землей, машинами, банками, чем угодно, но никакое земное богатство не сравнится с богатством душевным. Душа моя владеет такой движимостью и недвижимостью, такими ценностями, что богаче меня только Царь Небесный. Я владею Россией, Святой землей, Ближним Востоком, Египтом... Как так? А так. Захват новых пространств очень прост - надо их полюбить, и они уже навсегда твои. Вот теперь и Греция и Италия навсегда мои. Я их видел, прошел, полюбил, спрятал в сердце. А сердце - это такой сейф, который никто не вскроет, который я с собой ношу и унесу в вечность.

Так устроен православный человек: полюбив кого-то или чего-то, он уже считает себя обязанным отблагодарить за вызванную любовь, любовь не безответную, а взаимную. Ведь главное в любви наших народов друг к другу, а что там политики - Бог с ними. Помню, в один из приездов нас сопровождала худенькая порывистая гречанка Александра. А тогда только что Греция вступила в блок НАТО. Свидетельствую, что видел множество самодельных плакатов, надписей на стенах, которые все протестовали против этого вступления. Александра тысячу раз извинялась за свое правительство. «Русские и греки - это, это... - она крепко сплетала пальцы рук и крестилась этим сплетением. - Вот! - кричала она радостно, вот, - показывая на очередные надписи: «НАТО - убийца!», «НАТО - долой из Греции!»

Примерно так думалось и вспоминалось, когда автобус повлек нас из Уранополиса в Салоники. Неслись зеленые обочины, деревья с плодами, черепичные крыши греческих домов, храмы, вдали плыли силуэты гор и предгорий. Мелькали памятники погибшим в виде крохотных часовенок, иногда с горящей лампадкой внутри, иногда обветшавшие, сиротливые, как опустевший скворечник.

А в Салониках нас, как странствующих Одиссеев, ждали верные Пенелопы. Дружным хором сообщили они, что все мы очень и очень просветленные, что они за нас молились, сэмэски наши читали друг другу по телефону. Как не спали всю ночь в аэропорту. Как уже вместе обедали, были и по магазинам. Все очень дорого. Они уже были размещены в паломнической гостинице вблизи собора великомученика Димитрия Со-лунского, куда повели и нас. Всем мужьям пришлось расстаться со своими скромными одеяниями и переодеться в новые, привезенные женами. И на ужине в прибрежном ресторане, недалеко от памятника Аристотелю, мы все были очень нарядны и торжественны. Мужья рассказывали о Святой горе, о том, как они помнили и Россию, и свои семьи, как были на ночных службах. Жены слушали, охали и ахали, ловя каждое слово о том месте планеты, на которое им никогда не ступить. Особенно мы старались порадовать Елену Александровну, иконописицу, рассказывая про скит Ксилургу, где отныне стала находиться икона «Всех святых в земле Российстей просиявших».

- Вернемся в Москву, сделаем увеличенный фотоснимок иконы, обрамим и вам подарим, - утешал Валерий Михайлович.

Другая половина разговоров была о предстоящем и очень непростом паломничестве по святым местам Греции. В Москве, когда мы собирались у карты Балканского полуострова и следили за указкой отца Геннадия, путешествие представлялось простым, сейчас же, когда оно завтра начиналось, казалось весьма сложным. Мы же еще дерзали достичь и Корфу и Игуменицы, и переехать на пароме в Италию, а там в Бари. Страшиться было чего: называлась цифра - две с половиной тысячи километров по Восточной, Южной и Центральной Греции до западного побережья. Представить это под силу было только отцу Геннадию, священнику из Херсонеса. Он и бывал, и живал здесь, владел греческим. Но и он, водя рукой по карте, иногда задумывался. Но тут же взбадривался:

- От чего-то и откажемся.

- Нет-нет, - говорили мы хором, - не надо ни от чего отказываться.