Море Троллей

— Так что повитуха унесла младенца подальше от дома и положила его под дерево, — продолжал Олаф. — А королю Ивару как раз подарили пару ирландских волкодавов, и псица не так давно ощенилась. Она убежала в лес — и набрела на ребенка. Небось, оно пищало да плакало…

— Прям как моя Хильдочка, — нежно проговорила Лотти, вновь прикладывая отчаянно вопящего младенца к груди.

— Псица легла на землю и накормила дитя, словно щенка. Псарь пошел искать собаку, глядь, — а она свернулась калачиком вокруг младенца и греет его. А оно спит себе, посапывает…

— А почему ты все время говоришь «оно»? — удивился Джек. — Это же была девочка.

— Никем оно еще не было, — возразил Руна. — Ведь ребенка еще не приняли в род.

В хорошенький переплет угодил Торгрим, нечего сказать! — подхватил Олаф. — Наш закон гласит, что, как только ребенка покормят грудью, отказаться от него уже нельзя. Как ни верти, а королевская псица младенца покормила. Так что Торгриму пришлось принять ее — теперь уже и впрямь ее — назад. Он назвал девочку Торгиль и отдал ее Аллисон.

— А мать на нее и глядеть не хотела, — докончила Хейди. — Кормила ее грудью, вот и все. Да и отец Торгиль не замечал. Любила девочку одна только псица, а потом — ее щенки.

Вот это история! Ничуть не менее удивительная, чем все те легенды и песни, которым Бард обучал Джека. Что за прекрасная поэма из нее получилась бы — вот только слишком грустная. Надо бы придумать ей счастливый конец. Джек пообещал себе, что непременно этим займется.

Затем разговор перешел на другие темы. Спустя какое-то время от тепла и сытной пищи Джек начал клевать носом. Хейди проводила его во внешнюю пристройку, где мальчику отвели груду соломы и заскорузлое одеяло. Несколько рабов помоложе уже храпели вовсю. Люси уложили в уголке главного зала.

Одеяло кишмя кишело блохами — Джек чувствовал, как те прыгают туда-сюда, — но в полусне он даже внимания на них не обратил. И едва расслышал сквозь сон, как несколько позже, благоухая кислым пивом и потом, пришли Свиное Рыло, Грязные Штаны и Толстоног и зарылись в солому.

Глава 21 ЗОЛОТАЯ ЩЕТИНА

На следующий день Джек убедился, что, как бы ни обхаживали его на пиру, он все равно раб, навсегда останется рабом и любой с первого взгляда определит в нем раба.

На рассвете Грязные Штаны грубо растолкал мальчика и отвел его в кузницу. Там Грязные Штаны выковал рабский ошейник, надел его Джеку на шею и с помощью щипцов замкнул края.

— Я нарочно побольше сделал, ты ж еще растешь, — недовольно пробурчал он. — А теперь марш чистить свинарник. Это вон там, под яблоней…

Джек, цепенея от отчаяния, побрел к свинарнику. Шею саднило: Грязные Штаны наставил-таки ему синяков. Ошейник неприятно холодил кожу — ишь, громадный, даже под туникой не спрячешь…

Так, будто в ночном кошмаре, Джек дошел до дальней пристройки, на которую указал Грязные Штаны. Жизненная сила казалась недосягаемо далекой, и даже заветная руна, незримо покоящаяся на груди, словно вобрала в себя холод железного ошейника. Над свинарником взмыла стая воронов. Птицы описали круг и, возмущенно каркая, вновь опустились на прежнее место. И то верно, чего им бояться-то? Всего лишь какой-то раб идет выгребать навоз из свинарника…

Одна из птиц — холеная, лоснящаяся, не в пример прочим, важно прошлась вдоль края крыши.

— Отважное Сердце! — позвал мальчик. — Ты разве меня не помнишь? Это ж я, Джек!

Но птица лишь одарила его презрительным взглядом, а подлететь ближе даже не подумала.

Но это же тот самый ворон — вне всякого сомнения, он! На левой лапке недоставало одного когтя…

— Отважное Сердце, я все равно знаю, что это ты! — упрекнул его Джек. — Я призвал тебя с неба и спас тебе жизнь. Я сказал Люси, будто ты прилетел с Островов блаженных; может, так оно и есть. Ты ужасть какой умница.

Джек вскарабкался на ведро и попытался дотянуться до края крыши. Пальцы его скользнули по вороньим перьям. Птица порхнула прочь. Мальчик потерял равновесие и шлепнулся на землю. Ворон исчез среди деревьев. Сущий пустяк, конечно, но вероломное предательство птицы словно подводило итог длинной череде напастей и несчастий. Джек свернулся в комочек на земле и бурно разрыдался.

— Это правда! Это правда! Я — всего лишь раб. Даже птицы это знают. Я — такой же, как Грязные Штаны и Свиное Рыло! Ох, ну почему я не утонул в море?! По крайней мере, тогда я смог бы добраться до Островов блаженных и отыскать там Барда, — сетовал Джек на саксонском, от которого за последнее время немного отвык. Сейчас он разговаривал главным образом по-исландски.

И тут Джек почувствовал, как кто-то легонько дергает его за волосы. Он поднял заплаканные глаза: ворон возбужденно подскакивал на месте и вертелся ужом. Отважное Сердце тараторил, тараторил взахлеб — на своем, вороньем языке, то пронзительно каркая, то пуская трель, то резко наклоняясь потянуть Джека за волосы или за тунику. Ворон ерошил перья. Ворон раскачивался вперед-назад. Будь Отважное Сердце псом, он бы небось катался на спине, смиренно выпрашивая прощения.