Море Осколков

Дождь полил сильнее, так что сразу стало все равно, на суше ты или в воде, все промокли, с бород и волос текла вода, одежда липла к телу, на напряженных лицах выступил пот.

— Не садись на корабль, который не можешь поднять! — гаркнул Ральф. — Взяли! Подняли! Выше! Выше!

Каждой команде отвечал хор ворчания, сопения и стонов. Каждый мужчина и каждая женщина тянули корабль изо всех сил: сухожилия натянулись, как струны, на шее Сафрит, Одда оскалился, как дикий зверь, и даже отец Ярви работал здоровой рукой.

— Переворачиваем! — заревел Ральф, когда они вытащили корабль из воды. — Но нежненько! Как девушку переворачиваем, не как кастрюлю!

— А ежели как девушку меня поцелуют? — выкрикнул Одда.

— Я тя кулаком поцелую, — выдохнула Колючка сквозь стиснутые зубы.

Стало темно, как в сумерках, и Тот, кто Разговаривает Громом, заворчал вдалеке. Они перевернули «Южный Ветер», и нос с кормою глубоко вошли в болотистую землю. И тогда они взялись за борта, и понесли его на берег, меся землю сапогами, превращая ее в скользкую грязь.

— Осторожней! — кричал отец Ярви. — Полегоньку, полегоньку! Немного в сторону, правь на меня! Так! Опускай!

Они опустили корабль на бочки, а Одда заорал и затряс ладонью — прищемил, но обошлось без дальнейших потерь и увечий. «Южный Ветер» лежал килем вверх, прочно закрепленный и неподвижный. Вымокшие, измученные и несчастные, они забрались под корпус корабля и сбились в кучку в темноте.

— Отлично поработали, — сказал Ральф, и голос его отозвался странным эхом. — По мне, так мы еще можем сбить команду из этой толпы дурней и увальней…

И он фыркнул, и смех его подхватили, и вскоре все уже хохотали, хлопали друг друга по плечам и обнимались, потому что знали: поработали и впрямь на славу, плечом к плечу, и общий труд связал их новыми узами.

— Добрый дом из него вышел, — одобрительно похлопал Доздувой по доскам корпуса над головой.

— И я благодарен за этот кров — собачья ж погода, — добавил Одда.

Дождь уже вовсю колотил по доскам, с леера, ставшего стрехой крыши, потоками лилась вода. Гром заурчал совсем рядом, и между бочонками завыл ледяной ветер. Колл прижался теснее, и Бранд положил ему руку на плечи — он так всегда Рин успокаивал, когда они были совсем маленькими и скитались без крыши над головой. Еще он почувствовал, как с другого боку костлявым плечом прижалась Колючка, вон она как дышит тяжело, и он хотел положить руку на плечи и ей, но потом передумал: а ну как и вправду кулаком по роже двинет?..

Может, ему и впрямь надо было не молчать, а сказать правду. Что это он все рассказал отцу Ярви. И что из-за этого потерял место на ладье. Может, она б тогда перестала пихаться веслом. Или хотя бы не лаялась так обидно!

Но, знают боги, он не по этому делу — трудно ему вот так вот взять и что-то сказать. И, знают боги — причем еще лучше, чем про него, что Колючке тоже трудно вот так вот просто взять и сказать что-то. Ну и потом, дело прошлое, а ворошить прошлое — ну его… ну и потом, разве это называется творить добро — вот так вот взять и объявить, что она у него в долгу?

Потому-то он и молчал, и ее плечо упиралось в его плечо, а потом он почувствовал, как она вздрогнула — что-то тяжелое ударило в корпус корабля.

— Град, — прошептала Скифр.

Стук стал громче, потом еще громче, и вот уже по доскам бабахало, как топором по щиту, и все боязливо поглядывали вверх, или прижимались к земле, или закрывали головы руками.

— Вы только гляньте на это.

И Фрор поднял и показал всем каменюку, что закатилась под корабль — здоровенный, торчащий сколами и неровностями кусок льда величиной с кулак. Там, снаружи, совсем смерклось, но Бранд видел, как огромные градины перепахивают влажную землю, подскакивают и катятся в разные стороны.

— Думаешь, боги прогневались на нас? — испугался Колл.

— Это просто замерзший дождь, — объяснил отец Ярви. — Боги ненавидят тех, кто не думает наперед, и помогают тем, у кого есть хорошие друзья, добрые мечи и здравый смысл. Так надо беспокоиться не о том, что могут сделать боги, а о том, что ты можешь сделать сам. Вот такой совет я дам тебе, Колл.

И все равно, вокруг многие стали молиться. Он бы и сам был не прочь, но у него с богами как-то все время не складывалось. Скифр, кстати, подвывала аж на трех языках, причем ни одного из них Бранд не понимал.

— Ты молишься Единому Богу или многим? — спросил он.

— Да всем понемногу. И рыбобогу банья, и древесным духам шендов, и великому восьмирукому Топалу алюков — они считают, что он сожрет мир в конце времен… А что, лишних друзей не бывает, как ты считаешь?

— Ну… да, наверное…

Доздувой выглянул из-под корабля и грустно помотал головой:

— Я стал поклоняться Единому Богу, потому что ее служители сказали: она принесет мне удачу.

— Ну и как, принесла? — спросил Колл.

— Да пока не особо, — ответил здоровяк. — Но, может, это оттого, что я проявил недостаточно рвения.

Одда сплюнул:

— Единому Богу как ни поклонишься — все не подходит, еще ниже надо.

— В этом она весьма схожа с бабушкой Вексен, — пробормотал Ярви.

— А ты кому молишься? — тихонько спросил Колючку Бранд.