Море Осколков

— Сталь — вот наш ответ! Багряный день ждет островитян! Пусть они запомнят его и веками вспоминают с рыданиями!

И с такими словами он широко зашагал к Матери Море, а за ним, плечом к плечу, последовали его военачальники и дружинники, все как на подбор знаменитые воины, о которых рассказывали легенды, и Бранд с детства мечтал воевать у них под рукой. А те, кто еще не попал в песни бардов, проталкивались к королю, пытаясь хоть одним глазком взглянуть на него, дотронуться до плаща, встретиться с льдисто-серым взглядом. Вокруг то и дело орали: «Железный король!» и «Атиль!», а потом крики слились в мерное скандирование: «А-тиль! А-тиль!», люди били в щиты, звенела сталь.

— Время выбирать будущее, парни.

И мастер Хуннан потряс холщовую сумку. Внутри забрякали дощечки жребия.

Все столпились вокруг, пихаясь и довольно похрюкивая, ни дать ни взять боровы у кормушки, и Хуннан один за другим вынимал своими шишковатыми пальцами жребии из мешка и впечатывал их в протянутые жадные ладони. На каждом деревянном кругляше вырезан был знак — морда того зверя, что украшала нос корабля, к которому парень — точнее, уже мужчина! — теперь приписан. Он присягнет тамошнему капитану, станет одним из команды, будет сражаться и грести вместе со своими новыми товарищами.

Те, кому уже достался жребий, восторженно вопили и поднимали его высоко над головой, кто-то уже спорил, чей корабль и чей капитан лучше, а кто-то смеялся и обнимался — Матерь Война соблаговолила посадить их за одно весло.

Бранд ждал, вытянув руку. Сердце бешено колотилось. Речь короля наполнила его сумасшедшим, пьяным восторгом: он сейчас пойдет в поход! И он больше не мальчишка! Прощай, бедность! Прощай, одиночество! Теперь-то он точно совершает благое дело и пребывает в свете, а вокруг него — семья воинов!

Бранд ждал и смотрел, как ребята получают место на ладьях — парни, с которыми он ладил, парни, с которыми он не ладил, хорошие воины и скверные… Он ждал, а толпа жаждущих все уменьшалась, и жребиев в мешке становилось все меньше, и наконец он даже задумался: а не потому ли он остался последним, что выиграл место за веслом королевской ладьи? Вот это честь! Каждый бы хотел оказаться на таком месте! Хуннан обносил его жребием раз за разом, и надежда Бранда крепла. Он ведь заслужил это, разве нет? Он же трудился как проклятый, он же ж достоин! Он же поступал так, как поступает воин Гетланда!

Раук подошел последним, и Хуннан вытащил для него деревянный, не серебряный жребий. Парень посмурнел, но все-таки сумел улыбнуться, пряча разочарование. Остался только Бранд. Он стоял все так же, с протянутой рукой. Парни вокруг замолчали.

И тут Хуннан улыбнулся. Бранд никогда не видел, чтобы тот улыбался, и непроизвольно улыбнулся в ответ.

— А это тебе, — сказал наставник и медленно, медленно-медленно вытащил испещренную шрамами руку из мешка.

Вытащил руку, а в ней…

Ничего.

Ничего не было в его руке. Ни королевского серебра. Ни простого деревянного кругляшика. Только пустой мешок, вывернутый наизнанку, зияющий криво прошитым нутром.

— Ты что ж, думал, я не узнаю? — спросил Хуннан.

Бранд уронил руку. Все они сейчас стоят и смотрят на него. Он это кожей чувствовал. Все взгляды устремлены на него. Щеки загорелись, как будто ему залепили пощечину.

— Узнаю что? — пробормотал он, хотя прекрасно понимал, о чем речь.

— Что ты этому калеке Ярви на ушко нашептал. Про то, что случилось у меня на тренировке.

Все молчали, а Бранд почувствовал, как кишки завязались в тугой узел.

— Колючка… она не убийца, — выдавил наконец он.

— Эдвал мертв. И это она его убила.

— Ты дал ей испытание, которое невозможно выдержать.

— Я решаю, кому какое испытание положено, — отрезал Хуннан. — А вы их проходите — или нет. Ты свое не прошел.

— Я поступил правильно.

Брови Хуннана полезли вверх. Нет, он не рассердился. Просто удивился. Сильно.

— Ну ладно. Утешай себя. Но мне, видишь ли, тоже надо правильно поступать. Так, чтобы уберечь людей, которых я учу искусству боя. На тренировочной площадке я ставлю вас друг против друга в поединке. Но на поле боя вы должны стоять плечом к плечу. А Колючка Бату всегда одна против всех. Люди бы погибли — и все ради того, чтобы она могла мечом помахать. Нет уж, лучше им без нее в поход идти. И без тебя.

— Воинов Матерь Война отбирает, — выдавил Бранд.

Хуннан лишь пожал плечами:

— Вот пусть она тебе корабль и ищет. Ты хорошо дерешься, Бранд, но человек ты плохой. Хороший — он плечом плечу с товарищем стоит. И строй держит.

Может, нужно было прорычать: «Это нечестно!» Как Колючка тогда. Но Бранд никогда языкастостью не отличался. И с нужными словами не нашелся. Вроде как следовало разъяриться, а ярости не было. Он даже пискнуть не сумел, когда Хуннан развернулся и пошел прочь. Даже кулаки не сжал, когда мимо пошли парни. Парни, с которыми он тренировался все эти десять лет.