– Я вожу паршивую машину, – сказал он мне. – Сейчас ее чинят, но я с трудом смог позволить себе ремонт, потому что я на мели. Я всегда на мели. Я по уши в долгах, поэтому, когда вы видите меня здесь, в этом роскошном кожаном кресле, в этом престижном манхэттенском особняке… ну, у меня с этим всем ничего общего. Я живу в Нью-Джерси. Мой отец попал в тюрьму за непредумышленное убийство, потому что сел за рулем пьяным и по его вине произошла авария, в которой погибла моя мать. Он врезался прямо в дерево. Он по-прежнему пьет, а мой брат отбывает пятилетний срок за кражу со взломом и нападение. Чудо, что я сам не попал в тюрьму, потому что однажды в компании малолетних преступников угнал и поджег машину. Я просто не попался. Никто из моих коллег, кстати, ничего об этом не знает. Поэтому я был бы признателен, если бы вы соблюдали правило конфиденциальности этого кабинета. – Дин широко развел руками. – Вот так. Как видите, все далеко не идеально.
Я молча смотрела на него. Я была удивлена, но не слишком сильно. Меня должно было ошеломить то, что он мне рассказал, но почему-то не ошеломило. Наверное, я всегда чувствовала между нами необъяснимое взаимопонимание – что мы одинаковые. Меня удивило только, что он выплеснул на меня это одним безудержным потоком откровенных эмоций.
Я была в восхищении. И все еще пыталась все это впитать.
Мы сидели в тишине, не сводя друг с друга глаз. Он ждал моего ответа, как часто это делал, давая мне время найти правильные слова для своих мыслей и чувств. Но что-то изменилось. Терапевта больше не было. Он смотрел на меня как на нормального человека, как на друга, искренне желая знать, что я думаю о том, что только что услышала.
– Сколько вам было лет, когда погибла ваша мать? – спросила я.
– Двенадцать.
– Что случилось с вами после того, как ваш отец попал в тюрьму?
– После того, как я поджег машину? Мне повезло. Меня забрала к себе тетя, но забрать моего брата она не смогла. Он был старше меня и жил своей жизнью, спасать его было слишком поздно. Тетя хорошо на меня повлияла, помогла мне учиться в школе, вдохновила меня поступить в колледж и сделала все, чтобы я получил стипендию.
Я откинулась на диванные подушки и с удивлением посмотрела на Дина. Меня охватило странное волнение. Я получила подтверждение своим ощущениям, это было приятно.
– Я всегда знала, что мы похожи, – сказала я. – Неудивительно, что вы так хорошо меня поняли.
Он посмотрел вдаль и покачал головой, и я почувствовала, как он снова эмоционально отстраняется.
– Не делайте этого, – попросила я. – Пожалуйста, не пытайтесь сказать мне, что вы просто делали свою работу, что вы открылись мне сегодня только потому, что хотите разобрать мою реакцию, что я просто объект вашего эксперимента. За последние восемь недель вы поняли все, через что мне пришлось пройти, потому что сами прошли это. Вы когда-нибудь чувствовали себя виноватым в том, что не спасли свою мать? В том, что не смогли ее защитить? Может быть, если бы вы убедили ее не садиться в машину с отцом в тот день, когда произошел несчастный случай…
Он посмотрел на меня и горько усмехнулся.
– Пожалуйста, не заставляйте меня говорить о чувстве вины, Мелани, – сказал он, выставив вперед ладонь. – Потому что это ваша сессия, а не моя. Кроме того, мы и так уже перешли черту. Помните, мы говорили о профессиональных границах?
Я опустила голову и закрыла глаза.
– Вот оно. Снова кирпичная стена. И дело не в профессиональной этике. Эта ситуация не такая однозначная.
Услышав, как он заерзал в кресле, я подняла глаза. Теперь он сидел, подавшись вперед и упершись локтями в колени. Он скрестил руки и напряженно смотрел на меня.
– Я сделал то, о чем вы просили, – сказал он. – Рассказал вам немного, кто я такой. Думаю, теперь вы должны взамен выполнить мою просьбу. Сделайте то, о чем я прошу.
– И что же? – мое сердце забилось быстрее.
– Я думаю, было бы лучше, если бы мы сделали то, что вы только что предложили, – перевели вас к другому врачу.
Мой желудок обжег ядовитый страх, и я ответила инстинктивно, не раздумывая ни секунды:
– Нет, только не это! Только не теперь. Я наконец чувствую, что знаю вас.
– Но не это наша цель, – заметил он. – Я не имею значения. Наши сеансы посвящены вам, и ваши чувства ко мне только помешают лечению.
– Но я не хочу, чтобы эти сеансы были посвящены только мне.
Он запрокинул голову и уставился в потолок.
– Именно это я и пытаюсь до вас донести. Я не должен был делиться всем этим с вами. Теперь границы нарушены, и мы не можем продолжать как раньше.
– Я не согласна. Разве не это наша цель? Правда? Честность? Открытость? Теперь мы понимаем друг друга, и разве это не пойдет мне на пользу? Не научит лучше относиться к другим?
Он не ответил, и меня охватила паника.
– Пожалуйста, не отправляйте меня к другому врачу.
– Но я должен. Это… – Он показал рукой на себя и меня. – То, что происходит между нами, опасно. Это может привести к тому, что меня уволят или того хуже.