Море Имен

— Может, и не мне ещё, а тебе. Ну как князю не этот нужен, а тот, — сказал добродушный Месяц. — И на что князю этот?.. — прибавил он задумчиво, разглядывая не столько царевича, сколько его золочёную броню. — В чём душа только держится. Захилела татарва.

Раненый Беркут проклял татарву вдоль и поперёк, невнятно и с подвыванием, потом сплюнул в горсть кровь и зубы.

— Ты молчи, — посоветовал ему Поток, — куда болтать с поломанной скулой. А ты, Месяц, тоже хорош. Так захилела татарва, что теперь Беркут на правую сторону ни в жизнь жевать не будет.

Беркут погрозил Потоку латным кулачищем, и тот засмеялся. Поток накрепко привязал к седлу бесчувственного Ирсубая, взгромоздился на безразличного ко всему коня и пришпорил его, направляя к далёким знамёнам великого князя Летена Истина. Приказ был выполнен.

…Алей услышал разговор русских уже после того, как он закончился. Он пришёл в себя, когда Месяц сволакивал его с седла. Голова страшно болела от удара и тряски, к горлу подступала рвота, но та часть сознания, что отвечала за предельный поиск, была странно ясна. Алей увидел лицо Месяца, круглое, простое, почти наивное. Дружинник заметил его взгляд и вмиг переменился: сталью блеснули серые глаза, в них проступило холодное отчуждение, память былой лютой ненависти и злобы. Алей судорожно сглотнул и от страха, почти невольно считал информацию о тоннеле молодого дружинника.

Якорем его был даже не Ледяной Князь, а простой попик из родной деревеньки, отец Иоанн. Он крестил Месяца: христианское имя его было Андрей. Крестил и братца, и сестричку. Братца убили во время набега, когда деревеньку сожгли, а сестру увели в полон. И сам отец Иоанн, сгоревший вместе со своей церковью, давно лежал в земле, а доброта его всё ещё оставалась Якорем, определявшим путь Месяцевой души и средоточие сердца. Будь жив тот поп, ох и не понравилась бы ему божественная его должность…

— Что вылупился? — грубо сказал Месяц. В этот момент Алей прочитал его последние мысли и услышал разговор.

«Князь, — подумал он. — Летен приказал меня… да, этого следовало ожидать». Летен Истин пришёл сюда за ним и вот — Алея приволокли в его стан. «Если он ставит перед собой цель, то достигает её. Даже без Предела», — то ли подумал, то ли вспомнил Алей. Потом голова у него снова закружилась, он почти перестал видеть. Только образ Инея стоял перед глазами: маленький печальный мальчик на вороном коне, среди густых трав.

Подтащили обморочного Ирсубая, содрали с ордынцев доспехи и украшения, посадили их спиной друг к другу и скрутили локтями. Алей сморгнул, зажмурился, пытаясь прийти в себя. Пленных оттаскивали к обозу, за ряд огромных телег. Десяток или полтора их было здесь, молодых воинов в изорванных дорогих халатах. Великий князь знал, кого ищет, но дружина не знала. «Иней, — неотступно крутилось в мыслях Алея, — Иней…» Из-за телег ничего не было видно, но Алей уже знал, что за несколько минут его беспамятства в ходе битвы произошёл перелом. Нельзя было надеяться, что отец придёт сюда за сыном. Отец отступал, девятихвостое белое знамя покинуло своё место на холме. Теперь расчёт Алея переменился. Он надеялся, что броненосная конница Летена догонит отступающих, и Иней тоже попадёт в плен. Это был бы лучший выход. Ради этого можно было бы примириться со всем, через что он прошёл. Дружинники привезут второго ханского сына, и Алей примется за поиск вселенского админа на русской стороне… или попытается перехитрить проксидемона, если Эн находится при Летене… и все они отправятся домой.

Призрачной была эта надежда. Ясень в любой момент мог уйти в другую параллель и забрать с собой младшего сына. Но могло случиться и так, что он начнёт тянуть время, или не успеет скрыться с глаз своих кэшиктэнов, ведь нельзя исчезнуть, пока тебя видят. «Да, шанс есть», — заключил Алей и прикрыл глаза. От него уже ничего не зависело.

Он хотел забыться, но вместо этого вспомнил про Саин-хатун. Отчаянная тоска подкралась к горлу и остановила дыхание. Саин, его принцесса, погибнет в бою. Ей скажут, что муж её сгинул, и она не побежит от урусутов в степь вслед за свёкром. Она возьмёт в руки боевой лук и успеет натянуть его несколько раз… Алей поднял веки, окинул прочих пленников одурелым от боли взглядом. «Их всех убьют, — внезапно подумал он. — Летену нужен только я». Летену Истину нужен только Алей Обережь, а Ледяному Князю ни к чему пленные ордынцы, за них не будут брать выкуп, их не будут обменивать на русских. Пленных и рабов страшный московит освободит силой оружия, силой оружия возьмёт богатства. Он беспощаден.

Алей мучительно оскалился. «Нет, — сказал он себе. — Мне нельзя терять сознание. Мне нужно хотя бы…» Он не успел додумать. Позади судорожно вздохнул Ирсубай, и локти Алея перестало оттягивать назад — кэшиктэн попытался выпрямиться. Он поднял голову, но не мог удержать её прямо и уронил Алею на плечо.

— Улаан, — тихо сказал он, — ты это видел? Степь… сказала тебе?

Улаан помолчал.

— Да, — больше он ничего не мог ответить.

— Ринчин погиб.

— Знаю.

— Нас тоже ждёт смерть?

Алей закусил губу.