Мордант превыше всего!

— Кого это волнует? — довольно спросил Хэвелок. — Она женщина. Вот в чем дело. Мы не можем ей верить. Мы не можем верить ему. — Он говорил словно заботливый дядюшка. — Посмотри на него. Он такой же глупец, как Джойс. Готов умереть ради нее. Если что—то пойдет не так, он кинется спасать ее, а не нас.

Териза с Джерадином не слушали его. Когда она пришла в себя, оба они машинально обернулись и посмотрели на зеркало, доставившее ее сюда.

Изображение в нем было темным, почти непроницаемо черным. Вероятно, Териза различила бы полуразмытые тени — кровать? — дверной проем? — будь у нее время; но прежде чем она принялась изучать изображение, оно начало таять. Свет вытеснял тьму; вместо неясных теней появился песок. Через мгновение в зеркале появилась все та же картина: пустыня где—то в Кадуоле. Подул ветер, взметая тонкие струйки песка на гребне дюны.

— Найл! — Новая боль прошила ее: потеря, с которой она не могла смириться. — Он был там, в той комнате. Мы могли бы достать до него — спасти его…

Стараясь сдерживаться, Джерадин пробормотал:

— Для того чтобы изменения сохранялись, требовались усилия. Едва ты расслабилась, основное изображение вернулось.

Именно это и произошло на второй день твоего пребывания здесь, когда ты увидела в плоском зеркале Сжатый Кулак. — Было ясно, что он продолжает говорить лишь для того, чтобы помочь ей, дать пищу для размышлений, пока она не успокоится. — Ты так удивилась, увидев в моем зеркале Сжатый Кулак, что невольно воссоздала это изображение в плоском зеркале. Но как только мы с Эремисом отвлекли тебя, ты расслабилась, и основное изображение заняло свое законное место.

Заняло свое место. Териза помнила все, несмотря на смятение чувств. Изображение вернулось, чтобы она могла увидеть, как на людей Пердона нападают жуткие черные пятна, вырывающие сердца у живых людей.

А Вагель сказал о верховном короле Фесттене: «Единственное удовольствие, которое он получил—уничтожение Пердона».

Будь они все прокляты.

— Проще простого, — заметил Хэвелок. Он был таким же безумным, как и обычно, но ему удалось найти прагматичный выход из создавшейся ситуации. — Восстановите все, как было. Вы побывали в этой комнате. Верните изображение назад, и мы спасем Найла.

Он прикован, мысленно ответила Териза. Нам не позволят появиться там и снять с него оковы.

Тем не менее, она посмотрела на зеркало, пытаясь отогнать сомнения и изжить из сердца тревогу, пытаясь восстановить тьму, где Эремис держал ее пленницей…

И не могла. Она была чересчур напряжена; ее сосредоточенность оставляла желать лучшего. Она не могла припомнить, какой была кровать, далеко ли от нее находился дверной проем, где были кольца, к которым крепилась ее цепь и цепь Найла. А без точной картинки в мозгу…

Джерадин обнял ее.

— Ты ни в чем не виновата. Это просто невозможно. — Его тон был тихим, успокаивающим; но в нем пробивались нотки отчаяния и боли, которые он пытался подавить. Должно быть, он пережил кошмарное время, пока ее не было, — должно быть, он очень хотел спасти Найла, но заставил себя сдерживаться ради нее. — Вот почему Эремис не освещает важнейшие части Эсмереля. Вот почему я не смог прийти тебе на помощь. Если ты изменишь изображение, то не поймешь, попала ли именно в нужную точку. А если ошибешься, все мы можем погибнуть. Ты можешь вызвать изображение где нибудь внутри горы, и как только ты осуществишь воплощение, тебе придется иметь дело с миллионами тонн камня. Тебе необходим свет. Обнимая ее, он повторил:

— Ты ни в чем не виновата. Мы вытащим его другим способом.

В его голосе не было уверенности, не было силы. Он просто пытался успокоить Теризу. Но она обнаружила, что верит его словам. Мы вытащим его другим способ ом. Он говорил это искренне, также искренне, как она клялась: Я у бью его.

Пережитый кошмар мало—помалу отпускал ее, она обмякла в объятиях у Джерадина, тихо прося поддержать ее, дать ей время отдохнуть.

— Мне кажется, Джерадин прав. — Экзальтация Мастера Барсонажа постепенно прошла. — Мастер Эремис коварен. Темнота — это препятствие, которое еще ни один Воплотитель не придумал, как одолеть. Не вините себя, миледи. Ваши достижения и так кажутся воистину чудом.

Хорошо. Хорошо. Она никогда не сможет бороться, если будет сникать при первой же неудаче. Она не могла добраться до Найла; ладно. Но она способна думать. Эремис совершил над ней насилие своими руками. Думай. Он был готов и на худшее — но она ускользнула. Нужно думать; выбирать; действовать. Начни с чего угодно. Джерадин не выпускал ее из объятий. То, как держали Теризу его руки, было намного чудеснее любого воплощения. Он не собирался бросать Найла на произвол судьбы. Хорошо.

Начни же с чего—нибудь. Она прерывисто вдохнула.

— Не понимаю, как мне это удалось? Я ведь была по другую сторону зеркала. Мне казалось невозможным воплотить себя из изображения.

Джерадин крепче обнял ее. Ответил магистр.