Мордант превыше всего!

Однако когда он начал понимать, что происходит, его радость мгновенно исчезла, смытая тревогой. С враждебностью в голосе он спросил:

— Смотритель Леббик? Миледи?

Леббик радостно кивнул:

— Это случайность, или ты ворвался сюда специально? Ты участвуешь во всем вместе с ней?

— Замешан в чем? — переспросил Джерадин.

Секунду Смотритель изучал его. Затем кисло, с горечью, словно был разочарован, сказал:

— Нет, я в это не верю. Ты способен на любую нелепицу или слепое доверие, но никогда не предашь своего короля. Домне исхлещет тебя плетью до полусмерти, если ты попытаешься сделать это.

— Значит, вы обвиняете леди Теризу в измене? — Джерадин казался слегка напуганным собственной дерзостью, но все же решил продолжать: — Как это возможно? Я хочу сказать, невероятно, чтобы она была изменницей… Каким образом она могла совершить предательство?

Смотритель Леббик перевел взгляд на Теризу. Та в ответ взглянула на него, избегая смотреть на Джерадина, чтобы не показать, как ей нужна его помощь.

Ее обвинитель тихо прошипел:

— Почему ты здесь, мой мальчик?

— Сегодня утром, — с готовностью ответил Джерадин, — Гильдия устраивает церемонию прощания с двумя Мастерами, погибшими вчера. Леди Теризу просят принять в ней участие.

— Другими словами, — тон Леббика сменился на ядовитый, — Мастера собираются решить, как им поступить с Эремисом и Гилбуром, и не хотят, чтобы кто-нибудь еще знал об этом. — Он не дал Джерадину возможности ответить. — Сообщите им, что леди Териза не придет. Она под арестом. Вы можете навестить ее в подземелье после того, как я закончу допрос.

Не в состоянии более сдерживаться, она бросила на Джерадина многозначительный умоляющий взгляд. Леббик произнес слова под арестом так, словно они жгли его. В промежуток времени между двумя ударами сердца она думала, что Джерадин сейчас запротестует, что-нибудь сделает, — может быть, даже встанет между нею и Леббиком и попытается физически защищать ее.

Но ничего такого не произошло. Джерадин сказал:

— Я им передам. — Повернулся, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Джерадин! Он бросил ее на растерзание Смотрителю Леббику. Джерадин! Когда она нуждалась в нем, он повернулся и просто ушел.

Колени у нее подгибались. Она чувствовала, как смелость покидает ее, вытекает как вода из разбитого кувшина. Она была так уверена, что он ей друг…

— Похоже, наконец-то вы стали воспринимать меня всерьез, — хищно осклабившись, прокомментировал Смотритель. — Да, вы — под арестом. За отсутствием иных оснований пока что вы обвиняетесь в убийстве двух телохранителей принца Крагена.

Пожалуй, было бы намного лучше, если бы она вообще не появлялась здесь, если бы она не позволила тогда улыбке и серьезности Джерадина (безграничной уверенности в его голосе) убедить ее забыть о здравом смысле. Ей не следовало рассчитывать на то, что она будет способна совершить какие-то действия, внести реальные изменения.

— Я посажу вас в самую темную камеру, какая у меня есть — ту, где крысы покрупнее, — и вы будете гнить там до тех пор, пока не расскажете всю правду.

Здесь все предавали всех; она была всего лишь одной строчкой в этом длинном всеобщем списке. Она не могла защищать себя, потому что не могла ничего понять. И она не могла никого предать, потому что у нее не было никаких сообщников.

— Если вам станет совсем одиноко, вы сможете поговорить со своим любовником Эремисом, заточенным в соседней камере. Если я займусь им как подобает, у вас будет шанс услышать его вопли.

Это приостановило восхождение ее отчаяния по спирали. Эремис? Эремис арестован? Это было плохо — хуже, чем то, что случилось с ней. Он нуждается в свободе. Морданту нужно, чтобы Мастер был на свободе. Особенно сейчас, когда вера в Воина обернулась катастрофой, а лорды разъехались по своим провинциям.

— Я хочу бы, чтобы вы знали, насколько глупо все это звучит, — сказала она так, словно с ней беседовал кто-то совершенно посторонний. — Я ничего не совершила. Я никогда ничего не совершала.

— Неужели? — сарказм Леббика был густым, как кровь.

— Вы выполняете действительно нужную работу, — продолжала Териза исключительно для того, чтобы не остановиться и не осознать, как рискованно себя ведет. — Я, наверное, единственное существо в Орисоне, не повинное ни в чем. И Мастер Эремис, вероятно, меньше всего заслужил, чтобы его заточали в подземелье.

— Козье дерьмо! — заорал Смотритель. — Миледи, вы испытываете мое терпение.

— Которым вы никогда не отличались, — съязвила она.

Мгновение он молча смотрел на нее, видимо, испытывая изумление; Териза не сразу осознала, что дала ему именно то, чего он так жаждал. Проступившая на его лице улыбка предупредила ее. Но предупреждение запоздало. Вырвавшаяся у нее реплика вызвала в нем ту самую вспышку ярости, которой Леббик желал.

— Действительно, — сказал Смотритель почти спокойно, — таким недостатком я никогда не обладал. — Он хищно улыбался.

Ее тревога сменилась диким животным страхом. Она невольно попыталась отступить, но стена не позволяла ей сделать ни шагу.