Моральный патруль

Княгиня Подольская Ольга Моисеевна с голубиной почтой – не пользуется интернетом, оттого, что чтит традиции – прислала видеоотчет с городской камеры, где твой поступок высвечен, обозначен кружочком и выходит за рамки прозаичного и обыкновенного, как вода реки Ориноко выходит из берегов.

Возле кондитерской «Смит и Вессон» ты вытер лоб – ладно бы батистовым платочком с монограммой дома Ньютонов, нет же, ты полагал, мон шер, что никто не обратит внимания на твой неприличный жест, поэтому рукой безнравственно вытер пот – да ладно, и более аморальное случается, когда человек в тёмной комнате один; но по другой стороне улицы шла графиня Сессилия Маркес Делакруа — известная тебе особа, благовоспитанная – похвалы и высокие балы от института благородных девиц.

Заведение графиня окончила прошлым летом, а этим летом вступила в совершеннолетие, и имеет надежды, что с ней будет обращение положенное, потому что – незапятнанная репутация морально устойчивой, как гранитная глыба на Новом Енисее – девушки.

На видео отчетливо различимо, что графиня Сессилия Маркес Делакруа нечаянно – при её незапятнанной конфузливости, именно – нечаянно, на тебя взглянула, и сразу же, потому что – приличная девушка, взор потупила, смотрела в гранит мостовой, дороги, по которой гордо, ибо не обронили чести своей, как Ангелы, вышагивали твои прадеды, сын мой, Яков МакНьютон.

Ты в свою очередь взглянул в сторону графини, но взгляд твой отсутствующий – или скользнул, или на микросекунду остановился на девушке и пополз дальше, непозволительно хамски, безнравственно; далее ты прошествовал, даже не поздоровался с молодой графиней, не присел в плезире, не снял шляпу, не провел пять минут за надлежащей обязательной беседой, что скрашивает молодого человека, как маляр окрасил фасад нашего дворца.

Происшествие вызвало отклик в лучших домах Нового Санкт-Петербурга и Нового Лондона, словно разбили древнюю амфору эпохи династии Аристофана.

Понимаю, друг мой, Яков, – голос матушки задрожал, прервался струной, затем снова окреп Космическим вихрем: — Ты молод, рассеян, но конфуз свой истреби, как врага.

Мы с благородными дамами заготовили, приготовили твою встречу с графиней Сессилией Маркес Делакруа – через половину часа у фонтана возле ратуши; где голуби безобразничают.

Ты с плезиром, словно случайно сегодня повстречаешь графиню, имей с ней вежливую беседу, но о вчерашнем не упоминай, иначе будет выглядеть бедственный случай нарочным, что недопустимо, потому как вероломство вероломством, а честь пора знать, мы же не дикари варвары.

— Прелюбопытно, друг мой маменька! – граф Яков Александрович МакНьютон Мишель де Сент-Экзюпери ущипнул себя за намечающийся клинышек бородки, словно искал неприличную вошь с красным брюшком. – Не заметил я вчера графини, о высоком думал, о подлинниках стихов поэта Петрарки; вот – досада, словно шпагу сломал в ягодицах дракона.

Сейчас стыд глыбой льда, что весной падает с крыши на голову зазевавшегося графа, гложет меня острыми зубами.

Да, я исправлю вчерашнее, блесну перед графиней остроумием, и, полагаю, что она забудет о моей преступной невнимательности; молодая пригожая чистая девица направляется к своей усадьбе и имеет надежды, что молодые благородные люди ей интересуются; а тут – словно бы и не заметил, будто глаза мои отправили на донорский пункт.

Тут и до лихорадки с припадочным бессознательным состоянием душевнобольной недалеко – как до лавки мясника Робинзона.

Не серчайте, маменька, всё исполню в наилучшем виде, чести семьи МакНьютонов и Делакруа не уроню, потому, что честь – не кирпич.— Граф Яков Александрович МакНьютон резво вскочил (белые щегольские панталоны премило натянулись на коленках).

— Друг мой, сын Яков, бластер возьми!

Бандиты по улицам расхаживают, и все — неблагородные, грязные, оборванные, словно только что из моей юности, когда я на балу в первый раз…

— Мон шер, матушка, – граф Яков вежливо взял бластер, положил в несгораемый сундук (саркофаг древнего египетского фараона). – Бандитов давно нет на нашей счастливой Планете Гармония.

Люди невоспитанные, неблагородные – плод вашего романтического, поэтического воображения – так зайчик под сенью дуба сочиняет поэму о докторе Айболите.

Для воспитанного человека лучшее оружие – не бластер, не светошумовая парализующая граната, не меч варвара, не лазерная пушка, а – старая добрая шпага, что накажет наглеца!

Бластер Калашникова может заклинить, а шпага не подведет никогда, как не подводит художника чувство прекрасного! – граф Яков разумно не высказал недоверия к словам матушки о чудище на балу – не верил в гнусных неопрятных мерзавцев, поклонился, присел в плезире, и спешно покинул Дворец (матушка уже открыла рот – воспоминания готовы хлынуть Новониагарским водопадом).

По дороге к кондитерской граф Яков в уме повторял заповеди Устава о ссорах и спорах благородных рыцарей, и так с приятными мыслями дошел бы до кондитерской «Смит и Вессон», но, нежданно-негаданно натолкнулся на скалу.