Я стряхнул с себя оцепенение и ушел за кулисы. Ну его, не стоит лишний раз бесов доводить. И так, болезные, никак успокоиться не могут.
А что лучше всего способно отвлечь от всяческих соблазнов? Правильно — дележка денег. И я отправился на розыски циркового старшины.
Заявился к нему как раз вовремя — прохиндей только-только сел пересчитывать дневную кассу и, не ожидая моего визита, львиную долю выручки припрятать не успел. О чем сожалел столь откровенно, что сразу полегчало на душе.
Выбив причитающуюся труппе долю, я решил обрадовать подельников нежданной прибавкой к жалованью, но, когда вывернул из-за соседнего шатра к фургону, приподнятое настроение как рукой сняло.
На миг я просто опешил от изумления — к импровизированной гримерке Берты ломился какой-то разряженный франт, а бестолково брыкавшегося Марка уже оттаскивали в сторону двое не столь богато одетых горожан.
— Стесняюсь спросить, но что тут происходит? — выйдя из тени, поинтересовался я.
— Проваливай, бродяга, — фыркнул щеголь, оправляя помятый экзорцистом жакет.
— Он к Берте рвется! — крикнул Марк, под глазом которого наливался синевой знатный синяк.
— Можно поинтересоваться, с какой целью?
— А ты кто таков будешь? — Франт дыхнул свежим перегаром и прищелкнул пальцами. — Проваливай, не то велю палками отходить!
— Очень невежливо.
Я шагнул к наглецу, и наперерез мне тотчас бросился один из слуг. Он с ходу неудачно наткнулся на выставленную руку и скорчился на земле, прижав руки к животу.
— Но-но! — поспешил отступить франт. — Сейчас стражников кликну!
— И что им скажешь?
— Ладно, послушай! — зазвенел кошелем прощелыга. — Я просто хочу побыть с девушкой наедине. Сколько это будет стоить?
— Вы понимаете, что подталкиваете меня к совершению наказуемого законом деяния, именуемого сутенерством? Или просто не заметили отсутствия на фургоне красного фонаря?
— Нет, нет… — залепетал франт, тут только обративший внимание, что со всех сторон подтягиваются хмурые парни с откровенно бандитскими физиономиями.
Явившийся вместе с ними Дрозд начал демонстративно подрезать ногти устрашающих размеров навахой, и хлыщу окончательно стало не по себе.
— Так я пойду? — срывающимся голосом спросил он.
— Проваливай, — разрешил я, подошел к Валентину и усмехнулся: — Ты ус опалил.
— Ерунда, — усмехнулся тот и кивнул вслед франту: — Проводить?
— Лучше Марку что-нибудь холодное к синяку приложи.
— Да нормально все со мной, — начал отмахиваться парень.
— Идем, идем, — потянул Валентин брата-экзорциста. — А то глаз к утру заплывет и не откроется.
Они ушли; я забрался в фургон к вертевшейся перед зеркалом Берте, так и не сменившей свою сценическую накидку на приличную одежду.
— Твои штучки?
— Вот еще! — возмутилась девушка. — За кого ты меня принимаешь?
— Просто спросил.
— Ты ничего не спрашиваешь просто так, — возразила циркачка и, позволив соскользнуть с плеч невесомой материи, осталась лишь в полупрозрачных шароварах. — Скажи, почему ты вечно ко мне придираешься?
— Никто к тебе не придирается.
— Придираешься! — Берта подалась через туалетный столик к зеркалу, соблазнительно прогнув при этом спину, и с лукавым видом оглянулась: — Неужели я тебе ни капельки не нравлюсь?
— Какая разница? — Я отвернулся и пожал плечами: — У тебя и так от ухажеров отбоя нет.
Циркачка в ответ лишь раздраженно фыркнула и протянула руку.
— Дай халат, — потребовала она.
Я снял с вешалки шелковое одеяние, скомкал и швырнул им в девушку. Не из вредности — просто к зеркалу подходить не хотел. Очень уж беспокойно ворочались в глубине души бесы. Ни к чему это.
— Как погляжу, ты не в духе, — накинув халат и затянув пояс, развернулась ко мне Берта. В ее зеленых глазищах мелькали злые огонечки, но голос просто-таки сочился медом: — И почему я впала в немилость на сей раз, о мой господин?
— А сама как думаешь?
— Ты мне скажи.
— Я просил тебя держаться подальше от Марка. Просил или нет?
— Вот так номер! — рассмеялась Берта. — Неужто Себастьян Март ревнует?
— Себастьян Март беспокоится о том, как бы паренек на себя руки не наложил, после того как тебе надоест. Кое-кому он нужен живым и в здравом уме. И этот кое-кто оторвет за пацана головы и тебе, и мне.
— Фи, — поморщилась девушка, — как это меркантильно!
— В первую очередь это здраво.
— Да не волнуйся ты, все с ним будет хорошо.
— Позволю себе в этом усомниться, — покачал я головой. — Оставь парня в покое.
— Скажи, у тебя был дом? — Берта подступила почти вплотную, и до меня донесся легкий запах ее тела. — Нормальный дом, куда ты возвращался по вечерам?
— Был, — кивнул я.
И в самом деле был. Хоть я и старался о нем не вспоминать. Не вспоминать, чтобы не сожалеть о поступках, последствий которых уже, увы, не исправить.
— А у меня не было, — заявила Берта. — Никогда. С самого детства в дороге, с самого детства одни переезды, фургоны и шатры. И почему ты не можешь поверить, что мне просто хочется пожить, как живут нормальные люди? Неужели так плохо — этого хотеть?
— И при чем здесь Марк?
— Он хороший и добрый. С ним легко, очень легко.
— И поэтому ты решила вскружить голову мальчишке? Не вижу логики.