Мор

Вердикт

Обвинения в измене Короне счесть недоказанными.

Признать Себастьяна Марта виновным в преступной халатности, лишить всех наград и отправить в отставку без пенсионного обеспечения и права последующего восстановления на службе.

Поручить главам надзорной коллегии и Тайной службы провести расследование деятельности неустановленной группы лиц, организовавшей незаконную торговлю «желтой пылью». Главе Тайной службы впредь средства от данной деятельности в полном объеме направлять в казну.

Утверждаю

Председатель трибунала герцог Мор

Эпилог

Месяц Святого Артура Странника

Год 977 от Великого Собора

На воле хорошо.

Нет, серьезно.

Пусть по карманам даже пары медяков не звенит, но уж лучше так, чем на полном государевом обеспечении в четырех стенах взаперти сидеть. Если выбирать между пустым желудком на свободе и гарантированной пайкой вкупе с забранным решеткой окном, предпочту первое.

К бесам казенное гостеприимство. До сих пор шею от близости виселицы ломит.

Я стянул с головы войлочную шапку, взъерошил отросшие за время заключения волосы и зашагал по набережной. Солнечные блики на закованной в каменные берега реке, блеск позолоченных шпилей, омытая ночным дождем брусчатка. Случайные прохожие, уличные торговцы, многочисленные стражники…

Ну, здравствуй, Акрая.

Десять лет урывками наведывался, и вот — вернулся. А ничего и не изменилось. Как уезжал без медяка, так и прибыл обратно голодранцем. Ни работы, ни перспектив. Зато цельный граф.

Граф! Всего состояния — титул, только его отобрать и не смогли.

Впрочем, на черный день кое-что отложено, и голодная смерть пока не грозит. Побарахтаюсь еще…

Вдыхая свежий воздух, я направился к мосту Святого Огюста, и тут сзади послышался стук копыт. Когда карета поравнялась со мной, кучер придержал лошадей, и на мостовую ступил представительный господин с тронутыми сединой волосами. Беззаботно поигрывая изящной тросточкой, он зашагал рядом, потом усмехнулся уголком рта и спросил:

— Хорошо на воле?

— Не то слово, господин Паре, — подтвердил я. — Без работы вот, правда, остаться угораздило…

— Ой, да перестань ты! Ты же великолепный актер, тебя любой балаган с руками оторвет. Когда о пожаре рассказывал, даже я расчувствовался. — И глава королевской Тайной службы промокнул платочком мнимую слезинку. — Бедные невинные души! И эти крики в огне! У тебя богатая фантазия, Себастьян.

— Скорее богатый жизненный опыт, — вздохнул я и буркнул: — Ну и стоило оно того?

— Ты про этот фарс с трибуналом?

— Фарс? Да у меня до сих пор шею ломит! Чуть не вздернули!

— Перестань! — фыркнул Малькольм. — С таким председателем тебе изначально ничего не грозило. Рауль только благодаря тебе на троне усидел, о таких услугах не забывают. И чем вообще ты недоволен? Ну отдохнул полгода в кутузке, первый раз, что ли?

— Это моя жизнь, если что.

— Твоя. Но в итоге все заинтересованные стороны убеждены в том, что сын Ричарда Йорка погиб при пожаре. Полагаешь, это не стоило полугода твоей жизни?

Я посмотрел на собеседника и спросил:

— И что с ним теперь будет? Какие у вас планы на ребенка и Берту?

— Теперь они будут жить. Просто жить. И что самое главное — никто не станет их искать.

— А разве стали бы? Если у ребенка нет никаких прав на трон, кому он нужен?

— Думаешь, Высшего интересовала политика? — остро глянул в ответ Паре. — Не приходило в голову, что у этого малыша от рождения по жилам течет не только кровь, но и потустороннее? Вспомни, что именно не давало умереть его отцу! Вспомни и подумай о том, какое могущество обрел бы нечистый, вселившийся в тело мальчишки.

— Виктор Арк мертв.

— А другие? Готов поручиться, что он был последним? Нет, не стоит пускать такое дело на самотек.

— Логично, — вздохнул я. — Но ведь это все было затеяно не только из-за ребенка. И возможно, даже не столько из-за него…

— Не только, — подтвердил Малькольм Паре, — и не столько.

— И как — выгорело?

— Более чем. Мне наконец дали отмашку расследовать контрабанду «желтой пыли». Мне и Ланье. Пришлось, правда, пожертвовать неучтенными доходами, зато никто не заподозрит, что отдать тебя под суд было моей идеей. Никто не помыслит даже, что можно добровольно расстаться с такими деньгами…

— Неравноценный обмен, не находите?

— Более чем равноценный, ты уж поверь. Теперь можно заняться делом, не опасаясь скоропостижной отставки или чего похуже. Сейчас я не угроза, сейчас я объективное обстоятельство, с которым придется считаться.

— А тот стилет? Вы действительно считаете, что его вывезли с Дивного?