Монументы Марса

Они были в кино, потом Коткин проводил Зину на Русаковскую, и Зина показала ему окна своей квартиры.

— Я тут живу со стариками. Но отцу дают назначение в Среднюю Азию. Он у меня строитель. Так что я останусь совсем одна.

Коткин сказал:

— А у меня только мать…

— Она там? В твоих Путинках?

— Да, — кивнул Коткин, — там. Она в феврале умерла.

На следующий день Зина пригласила Коткина на концерт аргентинского виолончелиста. Коткин не понимал музыки, не любил ее. Он занял у Саркисьянца двадцать рублей и купил себе новые ботинки.

В апреле Зина еще несколько раз бывала с Коткиным в разных местах, он запутался в долгах, но отказаться от встреч не мог. Иногда Зина просила Коткина рассказать, над чем он работает, но ему казалось, что все это ей не совсем интересно. И сам он, такой некрасивый и неостроумный, ее интересовать не мог — в этом Коткин был уверен.

Саркисьянц поймал его в коридоре и спросил:

— Зачем кружишь голову такой девушке?

— Я не кружу.

— Она, что ли, за тобой ухаживает? Весь факультет поражен.

— А что в этом удивительного? — озлился вдруг Коткин.

Еще больше смутила Коткина черноглазая Проскурина. Она была лучшей подругой Зины, и оттого Коткин готов был простить ей перманентную злость ко всему человечеству, вульгарные наряды и громкий, пронзительный хохот. Проскурина ехала с Коткиным в метро. Она сказала:

— Конечно, это не мое дело, но ты, Борис, не обольщайся. Как подруга, я имею право на откровенность. Ты меня не выдашь?

— Нет, — пообещал Коткин.

— Она тебя не любит, — наябедничала Проскурина. — Никого она не любит. Понял?

— Нет, не понял.

— Когда поймешь, будет поздно. Мое дело предупредить муху, чтобы держалась подальше от паутины. — Сравнение Проскуриной понравилось, и она захохотала на весь вагон.

— У нас чисто товарищеские отношения, — пояснил Коткин. — Я отлично понимаю, что Зину окружают куда более интересные и яркие люди…

— Молчи уж, — перебила Проскурина. — Яркие личности… А что ей с этих ярких личностей? Распределение будущей весной.

Коткин забыл об этом разговоре. Ему было неприятно, что у Зины такая подруга. Забыл он о разговоре еще и потому, что после него долго, почти месяц, не виделся с Зиной. Здоровался — не более. Зина увлеклась аспирантом с прикладной математики и сказала Коткину:

— Пойми меня, Боря, я не могу приказать сердцу.

Так все и кончилось. Коткин сдал госэкзамены и засел за реферат. Миша Чельцов, замдекана из гениев, убедил его, что науке нет дела до настроений Коткина. Борис расплачивался с долгами, много читал, работал, потому что любил свою работу.

В августе Зина вернулась с юга. Проскурина сообщила Коткину, что она ездила с тем аспирантом, но поссорилась с ним. Зина увидела Коткина в библиотеке и от двери громко сказала:

— Борис, выйди на минутку.

Коткин не сразу понял, кто зовет его, а когда увидел Зину, испугался, что она уйдет, не дождавшись, и бросился к двери, задел книги, и они упали на пол. Ему пришлось нагнуться и собирать их, книги норовили снова вырваться, и он думал, что Зина все-таки ушла.

Но она ждала его. Ее волосы выгорели и казались совсем белыми.

— Как ты без меня существовал? — спросила она.

— Спасибо, — ответил Коткин.

— А я жалею, что поехала. Такая тоска, ты не представляешь. Ты что делаешь вечером?

Коткин не ответил. Он смотрел на нее.

— Надо поговорить. А то ты, наверное, сплетен обо мне наслушался. Извини, что отвлекла тебя.

Зина ушла, не договорившись, где и когда они встретятся.

Коткин сдал книги и поспешил вниз.

Искать ее не пришлось. Она сидела на скамье в вестибюле, вытянув длинные бронзовые ноги, а возле нее стояли два программиста из ВЦ, наперебой шутили и сами своим шуткам смеялись. Коткин остановился у лестницы, не зная, что делать дальше, а Зина увидела его и крикнула:

— Боренька, я тебя заждалась.

Она легко вскочила со скамьи и поспешила ему навстречу, забыв о программистах.

…Они сидели на скамейке в парке, и Зина спросила:

— Боря, можно быть с тобой откровенной?

Коткин испугался, что она станет говорить о том аспиранте или о каком-нибудь поклоннике, за которого она собралась замуж, и будет спрашивать совета.

— Ты все еще живешь в общежитии?

— Да.

— Понимаешь, какое дело… Только ты надо мной не смейся, ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Мои старики уехали в Нурек. Наверное, лет на пять. Пока отец не построит там свою плотину, он ни за что не вернется. А может, он вообще там останется. Ты слушаешь?

— Слушаю.

Коткин смотрел на руку Зины и удивлялся совершенству ее пальцев.

— Я остаюсь одна в квартирке, а ты живешь в общежитии. Это несправедливо. Ты меня понимаешь?

— Нет, — ответил Коткин.

— Я так и думала. В общем, я предлагаю: бери свои марки, рыжик, и переезжай ко мне.

— Как это?