Он кинулся искать ее и в конце концов нашел ее в ванной. Кэрол закладывала постельное белье в стиральную машину.
— Малышка! — закричал он. Простыни полетели во все стороны. — Наконец-то!
— Что случилось?
— Кино! Кино! Они покупают моих «Дворян и Герольдов»!
— Не может быть!
— На все сто! И — слушай меня внимательно, садись и слушай, садись, тебе говорю, а то упадешь! — мне платят двенадцать с половиной тысяч долларов!
— Ох!
— И это еще не все! Они гарантируют мне контракт для работы над сценарием в течение десяти недель — слушай внимательно — по семьсот пятьдесят долларов в неделю!
Она взвизгнула.
— Мы теперь богачи!
— Не совсем, — сказал он, ходя взад и вперед по ванной комнате, — это только начало, друзья, толь-ко начало!
Октябрьские ветры налетали порывами на взлетную полосу, как морской прибой. Ленты прожекторов высвечивали небо.
— Как жаль, что дети не пошли меня провожать, — сказал он, обняв ее за талию.
— Они бы только промокли и намерзлись, милый, — сказала Кэрол.
— Кэрол, а может ты все-таки…
— Оуэн, ты же знаешь, если бы я только могла, я полетела бы с тобой, но тогда придется забирать Джонни из школы, и, кроме того, это будет стоить кучу денег. Перестань, ведь мы не увидимся всего десять недель. Ты и оглянуться не успеешь…
— Рейс двадцать семь на Чикаго и Лос-Анджелес, — объявил громкоговоритель. — Посадка у входа номер три.
— Ох, уже.
В ее глазах внезапно появилось потерянное выражение, и она прижалась к нему холодной щекой.
— Как мне будет тебя не хватать, любимый.
Самолетные колеса скрипнули, стены кабины затряслись. Мотор ревел все громче и громче. Оуэн оглянулся. Разноцветные огоньки аэродрома отдалялись. Где-то среди них стояла Кэрол, глядя, как нос самолета задирается в темную ночь. Он уселся поудобнее. «Это сон, — прошептал он и закрыл глаза. — Я лечу на запад, чтобы написать сценарий для кино по своему собственному роману. Господи боже мой, самый настоящий сон».
Он сидел в углу кожаного дивана. Кабинет его был просторен. Полуостров полированного письменного стола отходил от стены, кожаное кресло аккуратно стояло рядом. Твидовые занавеси скрывали гудящий кондиционер; подобранные со вкусом репродукции украшали стены; под ногами лежал ковер, мягкий, как губка. Оуэн вздохнул.
Его мысли прервал стук в дверь.
— Да? — сказал он.
В кабинет скользнула блондинка в облегающем свитере.
— Меня зовут Кора. Я — ваша секретарша, — сказала она.
Был понедельник, утро.
— Грубо говоря, восемьдесят пять минут, — сказал Мортон Закерсмит, продюсер. Он подписал еще одно извещение. — Этого вполне достаточно. — Он подписал еще одно письмо. — По ходу дела вы разберетесь, что к чему. — Он подписал еще один контракт. — Наш мир — совсем особенный. — Он сунул перо в подставку из оникса, и его секретарша вышла из кабинета, унося с собой груду подписанных бумаг. Закерсмит откинулся на спинку кожаного кресла, закинул руки за голову, вдохнул воздух полной грудью, так, что его модная футболка натянулась, облегая тело. — Да, дружок, наш мир — особенный, — сказал он. — Ах. Вот и девочка.
Оуэн поднялся на ноги, чувствуя, как напряглись мускулы живота, глядя на Линду Карсон, которая, скользя, прошла по комнате, протягивая руку цвета слоновой кости.
— Здравствуй, Мортон, дорогой, — сказала она.
— Привет. — Ее рука утонула в ладони Закерсмита, который одновременно взглянул на Оуэна. — Дорогая, хочу познакомить тебя с писателем, который сделает нам сценарий «Девушки и Герольда».
— О, как я рада, — сказала Линда Карсон, урожденная Вирджиния Остермейер. — Мне так понравилась ваша книга. Даже не знаю, как выразить свое восхищение.
Он поднял голову, когда в его кабинет вошла Кора.
— Не вставайте, — сказала она. — Я просто принесла вам отпечатанные странички. Пока что получилось сорок пять.
Оуэн смотрел, как она перегибается через стол. С каждым днем свитера обтягивали ее все сильнее. Казалось, что от одного ее дыхания ткань скоро не выдержит и лопнет.
— Ну в как, нравится? — спросил он.
Она приняла его слова за приглашение остаться и уселась на подлокотник кресла рядом с ним.
— Мне кажется, это просто замечательно, — сказала она, положив ногу на ногу так, что стало видно ее кружевное белье. — Вы очень талантливы. — Она глубоко вздохнула. — Правда, у меня есть несколько вопросов, — сказала она. — Я бы задала их, но сейчас уже… время обеденное…
Они пошли обедать вместе — и в этот день, и в последующие. Кора взяла на себя роль покровительницы, как будто он был совсем беспомощен. Каждое утро она с улыбкой приносила ему кофе, говорила, какие блюда лучше всего заказывать за обедом, брала его за руку, чтобы в полдень отвести выпить стаканчик апельсинового сока, намекала, что их знакомство вовсе не обязательно должно со временем прекратиться, старалась стать ему необходимой в повседневной жизни, чего он абсолютно не хотел. И по-настоящему всхлипывала однажды днем, когда он ушел обедать без нее, а когда он грубо похлопал ее по плечу, как бы прося прощения, внезапно прижалась к нему полными бедрами. Он от удивления отпрянул.
— Кора!
Она потрепала его по щеке.