Монстр в отражении

Понимаю, чем вызвано это решение, Арталу не терпится оборвать все связи Гу Ре с Кругом и Повелителем – конкуренты ему ни к чему. Так же это решение означает, что конец Антанты близок, и от одной этой мысли у меня появляется дрожь. Я стараюсь не думать, что будет завтра, с кем делю свою постель и кого называю мужем в глазах собственного народа. Имеет ли значение, что думают другие люди, если их мнение мне не важно? Конечно же, нет, но вот мои родные – другое дело. На войне нет правых и виноватых. Но только если смотрел со стороны, а не видел ее последствий собственными глазами или тем более в ней участвовал.

Протираю в тазике тарелку до блеска, так что в белом фарфоре вижу свое отражение. Длинная коса собрана шпильками на затылке, но волосы все равно торчат в разные стороны. Глаза блестят и словно светятся от счастья, будто я вот-вот расплачусь. Уголки губ вздернуты вверх, легкая улыбка. Я выгляжу счастливой, пока на меня в отражении смотрит самый настоящий монстр. Что во мне осталось от той, какой я себя помню? Война изменила меня куда сильнее, чем я думала.

Тарелка выскользнула из рук и разбилась.

– Что случилось? – переполошился Ренатси.

– Ничего, – отвечаю ему с запинкой, подавляя приступ кашля.

– Госпожа, а Вы уверены, что вам стоит подобным заниматься? – в который раз канючит мальчишка где-то за спиной. – Все же готовка – не самое лучшее занятие для женщины вашего статуса.

Резко вздыхаю, собираю осколки и выбрасываю их в мусор.

– Мне лучше знать, что должна делать женщина моего статуса, – рычу сквозь зубы.

Все же зря я согласилась оставить мальчишку вместе со мной, а сам в очередной раз куда-то ушёл, ничего не объяснив. Хотя признайся, Любава, в этот раз он решил и не спрашивать согласия, а поступил, как всегда, так, как считает нужным?! Как-то наша семейная жизнь только началась, а я уже устала от нее. Иногда мне кажется, что его чувства ко мне не такие, как мои к нему. Притуплённые что ли? Как будто он никогда и не сможет понять, что такое любовь в моем понимании. У Артала всегда на первом месте будет его цель, желание обладать властью и уже потом: я и наша семья. Чем больше думаю об этом, тем большее смятение чувствую. Разум говорит мне, что сделала и продолжаю делать непростительные ошибки, а я все равно так поступаю и продолжаю поступать. Мне хочется по-глупому остаться в этом дне навечно и не думать, что будет завтра. Я хочу домой, но при этом понимаю, сколько проблем, боли и препятствий меня ждут там… Впервые в своей жизни вместо того, чтобы решать, мне хочется спрятаться в фантазии.

– Как скажете, госпожа, – произнес Ренатси сквозь зубы, и я услышала, как он сел обратно за стол.

Стол этот он спустил на первый этаж с третьего, причитая так, что я трижды пожалела, что сама не спустила его. Никогда не встречала мужчину, который ноет как баба.

– Ты лучше расскажи, что у тебя за синяк под глазом, вчера его не было, – меняю тему, продолжая готовить.

Ренатси замялся, мне хотелось его спросить сразу же, как он появился у нас дома, но при муже не было возможности. Женская логика подсказывает, что здесь дело в отце, отношения у них не самые хорошие, где-то на уровне как у Артала с Повелителем, если не хуже. Разница лишь в том, что Ренатси явно слабее и дать достойный ответ, в отличие от Артала, не может.

Вытираю руки о фартук и медленно присаживаюсь за стол, смотря на мальчишку. Его взгляд бегает, под глазом ссадина, на глазу лиловый синяк, который он пытался скрыть какой-то мазью, но неудачно. Чисто по-женски мне хочется его пожалеть, может даже обнять. Все же Ренатси для меня мелкий проказник, до братца по степени вызываемого раздражения не дорос ещё. Хотя вряд ли Ренатси нужна моя жалость, даже наоборот, только заденет его чрезмерное самолюбие. Артал вот тоже сразу меняет тему, когда я пытаюсь поговорить о серьёзных вещах или его родителях. Для нас эта тема ещё большее табу, чем тема войны наших народов. Хотя признаюсь, поводов разговаривать у нас было мало, да мы вообще не разговаривали почти что.

– Когда я жила с отцом он частенько колотил меня за провинности, – отмахиваюсь от своих мыслей, настраиваясь на нужный лад.

Мальчишка сначала посмотрел на меня с улыбкой, мол, шучу я что ли? Затем замер, когда я закатила рукав платья, оголяя плечо. У меня там имелась почти незаметная на загорелой коже неровная полоска шрама.

– Он посмел ударить девушку? – выкрикнул мальчишка, словно в жизни не слышал чего-то более возмутительного.

Жестом приказала ему успокоиться, а то у вспыльчивого мальчишки возникло желание сказать что-то скверное.

– Когда мне было пятнадцать, ну вот как тебе, я пошла в праздник гулять с друзьями. Мы веселились, прыгали через костер, плели венки и пускали их по реке, пели песни и вместе встречали рассвет. Мне тогда хотелось поступать, как хочется, доказать, что я взрослая и самостоятельная и могу делать, что хочу.

Улыбаюсь своим воспоминаниям, провожу рукой по столу, стирая несуществующую пыль. Мне просто надо занять чем-то руки, они выдают меня с головой, показывая насколько сложно об этом рассказывать.