Монстр. Маленький изобретатель

Турбас, не помня себя от злости, рванулся туда, где чувствовал знакомый запах ненавистного мальчишки. Но взгляд оборотня всё ещё был нечётким, и когти воткнулись в ствол дерева, пройдя лишь сквозь тонкую ткань окровавленной рубашки. А потом его грудь, там, куда пришёлся самый первый удар, обожгло адским огнём. Он клацнул зубами, не глядя, вниз, туда, где должна была быть голова проклятого мальчишки. И да, ощутил на зубах приятный до одури вкус человеческой крови, но боль в груди стала лишь сильнее.

Когда Турбас, сжимая клыками кусок плоти, опустил свой, теперь единственный глаз вниз, на Лаза, вбившего свою, теперь единственную руку оборотню в район сердца, на морде Зверя читалось лишь искреннее удивление. Он не умер. Доведённая до предела выносливость формы Зверя позволила Турбасу Дайло жить даже с дырой в груди. Вот только он прекрасно понимал: стоит пацану сделать короткое движение, и его сердце будет разорвано. Никто, даже Зверь, не выживет после такого.

– Пож-к-ках… – рот наполнился кровью, не дав закончить просьбу о пощаде.

Он не хотел умирать. Никогда не хотел. Он боялся смерти. Чувствовать себя выше других было невероятно приятно, но именно страх был движущей силой всей его жизни. Турбас сбежал от пьяницы-отца, грозившего прикончить сынка за неуспеваемость в академии, сбежал из армии, когда стало понятно, что из следующего боя он может не вернуться, сбежал из Кристории, когда на розыскных листах с его портретом вместо слов «Доставить живым» появилось «Живым или мёртвым». А потом сбежал и из Лакнии, когда тюремщики, наконец, поняли, что он не сможет им ничего рассказать. Страх всегда придавал ему сил. Он ведь столько раз ускользал из цепких лап смерти. Может быть, удастся и сейчас?

А потом Дьяволёнок заговорил.

– Мы сыграем в игру, – в красных глазах Лаза полыхало алое пламя безумия. – Ты назовёшь причину, почему я не должен тебя убивать. Даже нет, я буду более великодушным и дам тебе не одну, а три попытки. Давай! Моли, кричи, вой, вопи! Я хочу знать, зачем оставлять тебя в живых!

Оборотня пробила мелкая дрожь. Это ведь были его слова, сказанные буквально минуту назад. Похоже, прав был его детский учитель истории – всё в этом мире имеет свою цену.

– Я… кха-х! не хочу умирать! – Турбас сказал это и сразу понял, что точь-в-точь повторяет слова собственных жертв. Ощущать себя с другой стороны смертоносного клинка было ужасно. Ответ не заставил себя долго ждать.

– Аватар тоже не хотел, – Зверь почувствовал, как сдвинулась в его груди маленькая ручка, ещё немного приблизившись к дрожащему сердцу. – Один.

– Я могу… могу дать тебе де… кха-кха…! Денег!

– Не интересно. Два.

– Ты ведь не убийца!

– Я… – ладонь мальчика немного расслабилась, и Турбас уже почувствовал лёгкий ветерок свободы. Всё верно, ведь для девятилетнего парня убийство – это нечто невероятное… – Я им не был.

В пустоте ночного леса эхом разнеслось короткое слово:

– Три.

Эпилог

Похороны в Кристории сильно отличались от земных. Не было чёрных цветов траура, не было торжественного погребения, не было заупокойных молитв. В местной религии вообще не существовало стройного понимания того, что ждало человека после смерти. Люди просто думали, что душа растворяется в мире, также как рассеявшееся заклинание.

Однако, будь то Люпс, Земля или любой другой мир, печаль и скорбь везде были одинаковы. На церемонии присутствовали все студенты высшей группы первого курса магического факультета академии. Ну, как все… Клод Шинил присутствовал лишь как призрак, витающий над головами живых. Девочки плакали, парни – старались не плакать. Лаз, впервые за несколько лет снова попавший в инвалидную коляску, отсутствующим взглядом смотрел куда-то в даль.

Кроме погибшего Аватара и самого Лаза больше никто серьёзно не пострадал. Ребята отделались порезами и синяками. Правда, Варвар получил сотрясение мозга, ударившись головой о дерево, когда Зверь отшвырнул тело великана в сторону. Но для Джи это было вполне обычным делом.

Самый же маленький студент Дома Магии теперь стал ещё меньше. Левый рукав Лаза висел плетью, пустующий от локтя и ниже. Искромсанная клыками оборотня, его рука уже тогда не подлежала восстановлению, тем более что от деревни Рыцаря до Апрада было больше суток езды. За это время в тканях, конечно, произошли необратимые изменения.

Однако, ему было плевать. С возвращения прошло уже больше недели, но Лаз до сих пор не сказал никому ни единого слова. Ни друзьям, ни родителям, ни сестре. Никто и не старался его растормошить, не имея возможности понять, что творится у мальчика в голове.

А творилось очень многое. Он думал о таком количестве вещей за эту неделю, что в другой момент, наверняка, спятил бы. Раз за разом прокручивая в голове его бой со Зверем, первый настоящий бой в его жизни, Лаз с каждым повтором всё чётче понимал три вещи.

Во-первых, он всё сделал правильно. Турбас Дайло, а именно так звали убитого им мага-трансформа, заслуживал того, что с ним произошло.