Монстр. Маленький изобретатель

– Если стихийный маг взывает к несуществующим в обычном мире силам, то маг псионический управляет тем, что находится вокруг него. Он может двигать предметы силой мысли, управлять ими, сделать камень мягким, как суфле, а из воды создать прочнейшее лезвие. К сожалению, я продемонстрировать псионическую магию не смогу, – на лице Пауля появилась чуть извиняющаяся улыбка. Понятно, молодой человек не мог повлиять на свою магию, но всё равно явно испытывал некоторую вину.

Впрочем, Лаз вполне мог это представить. Более того, представить очень чётко. В конце концов, Дамия для создания всех этих механизмов использовала именно псионику. И Лаз видел сам процесс много-много раз.

– Здорово! – Лаз был совершенно искренен. Определённо, какой бы тип магии не был у него – он не будет разочарован.

– Рад, что ты так горишь энтузиазмом, – усмехнулся Пауль. – Однако, скорее всего ты всё-таки стихийник, псионики встречаются достаточно редко. Вот этот аппарат призван определить, к какой стихии у тебя родство.

– У меня родство к воде, земле и воздуху! – встряла Лани, явно полностью удовлетворённая раскрытием секрета. На этот раз мама не стала её поправлять, а только улыбнулась.

– Твоя сестра сильна, у меня только вода и воздух, – молодой маг кивнул. Но потом, состроив загадочную мину и понизив голос до шёпота, продолжил. – Но скажу по секрету, у моего младшего брата родство ко всем четырём стихиям!

Лани понурила голову, явно удручённая тем, что кто-то её превзошёл.

– А какой у него потенциал? – Лаз сделал ставку, рассчитывая на голую статистику. Но лицо Пауля не показало никаких следов разочарования.

– Почти высокий, он – молодец.

– Ага! А у меня больше! – Лани снова улыбалась от уха до уха, явно вернув уверенность в себе. И даже, пока родители не видели, показала Паулю язык. Молодой человек не преминул показать язык в ответ.

– А на что влияют стихии? – Лаз поспешил прервать этот тихий поединок.

– Очевидно, на то, какую магию ты будешь в состоянии применять, – Пауль, как взрослый человек, быстро вернул серьёзный вид. – На самом деле, я тоже могу использовать, к примеру, магию огня. Но это будет в десять раз сложнее, чем с теми стихиями, которые меня любят. Когда ты научишься применять магию более профессионально, твои стихии даже могут превратиться во что-то особенное лично для тебя. К примеру, – в глазах молодого человека вспыхнула мечтательность пополам с искренним почтением. – Ректор академии, в которой я учился, и куда хочу отправиться преподавать, один из одиннадцати высших магов Кристории, объединил стихии огня, воздуха и воды в магию погоды. Ему подчиняются ветра и бури, он может призывать град и молнии! Это просто невероятно!

Было видно, что Пауль по-настоящему восхищался тем, о ком говорил. И, судя по продемонстрированной им самим магии, ставил его себе в образец. И Лаз не мог не признать, возможность контролировать небеса и становиться живым воплощением бога-громовержца – перспектива, мягко говоря, очень привлекательная.

– Ладно, – одёрнув себя, маг подошёл к пьедесталу и показал на небольшую пластинку сбоку. – Надо положить сюда руку. Ох… Тебе помочь? – с некоторым запозданием Пауль вспомнил о находящемся под мальчиком инвалидном кресле.

В глазах молодого мага проскочила жалость. Лани дёрнулась, с её лица пропала улыбка, девочка с тревогой посмотрела на брата, Санктус нервно потёр запястья… И что-то внутри Лаза щёлкнуло, как тогда, при встрече с большим и агрессивным магом. Секунду назад он с улыбкой разговаривал с Паулем, а тут вдруг…

– Давай, дорогой, – Фелиция уже было схватилась за коляску сзади, но раздавшийся в маленькой комнате выкрик словно откинул женщину назад.

– Я сам! – мальчик не имел ничего против Пауля, он был реально хорошим парнем, весёлым, явно очень добрым. Но за сегодня Лаз уже поймал на себе слишком много таких взглядов.

Несмотря на почти полное безразличие к мнению окружающих, он оставался человеком и не мог окончательно закрыться от других. По капельке, медленно, в нём накапливалась злость. Это была не та яркая ненависть, излившаяся на индюка, а скорее поток капелек, в конце концов, перелившийся через края чаши терпения. Ему не нужна была чужая жалость. Жалеть следует тех, кто не может позаботиться о себе сам: вымирающих животных, стариков, идиотов. А он каждый день боролся с собственной участью, уже шесть долгих лет. Для него жалость была насмешкой, оскорблением, издёвкой. Но при этом единственной, кто не испытывал к нему этого чувства, была Принцесса, леди-ястреб, живущая в его комнате.

– Я сам…

Уперев руки в подлокотники, он поднялся из кресла, сопровождаемый немного ошарашенными взглядами. Никто даже не подумал подать мальчику костыли, пристёгнутые сбоку к креслу. Слишком уж неожиданной для взрослых была эта вспышка от шестилетнего ребёнка.