Монстр. Маленький изобретатель

– П-ппринцесса, – звал мальчик, въезжая в свою комнату на первом этаже особняка. В ответ из большой клетки, поставленной в углу, раздавался приветственный клёкот. До того, как ястреб сможет летать, Лазарису сказали держать птицу у себя и не выпускать, чему он даже не думал сопротивляться.

И это странное стечение обстоятельств привело к тому, что за неделю до дня рожденья его мамы и через две недели после появления в его жизни нового друга, Лазарис сидел на балконе дома, наблюдая за медленно уходящим за горизонт солнцем, а клетка с Принцессой стояла рядом, на широких перилах. Сам мальчик был укутан с шеи и до пят в плед: на улице всё ещё было достаточно морозно, а его тело оставалось очень слабым и болезненным. На клетку слуги накинули толстую ткань. Тишина нарушалась лишь едва уловимым журчанием далёкого ручья. Маленький человек и раненая птица прекрасно понимали друг друга и без слов.

Лаз, конечно, решил спасти и выходить птицу не из-за его красивого оперения, и даже не из чувства милосердия. Просто, как бы заезжено это не звучало, он увидел в этом ястребе себя: один в чужом недружелюбном мире, способный на нечто особенное, но лишённый возможности.

Он упирался, преодолевал, раз за разом терпел боль, только чтобы чуть меньше зависеть от других. Вполне понятно, что это не могло просто уходить в пустоту. Только в глупых фильмах и книжках герои продолжали преодолевать трудности раз за разом с улыбкой на лице. Живой человек не был в состоянии нести такой груз в одиночку постоянно. А разделить с кем-то из людей свою ношу Лаз не мог. Слишком уж далеко он ушёл по этому пути. Он уже давно перестал считать, сколько раз тихо плакал в подушку, давя полыхающее в теле пламя, сколько раз улыбался маме сквозь сжатые зубы, сколько раз останавливал руку с ножницами в сантиметре от собственного глаза. Это был бой не столько с болезнью, сколько с самим собой. И Принцесса, безмолвная и всегда готовая выслушать, стала для мальчика настоящей отдушиной.

Он говорил с ней обо всём, часто не замечая, как бегут по щекам солёные капли. Истерически хихикал, переходил на русский, английский, латынь… жаловался на судьбу, а потом, просунув тонкую руку сквозь прутья решётки, аккуратно гладил чернильно-чёрные перья, чувствуя, как растворяются во вселенной напряжение и боль, копившиеся пять долгих лет.

И в тот раз, наблюдая за тем, как играет огонь заката на изящных изгибах птичьего тела, Лаз понял, как-то вдруг и сразу, что именно подарит маме на день рождения.

Он сделает крылья.

* * *

Конечно, сказать было куда проще, чем сделать. Грандиозную мысль пришлось отложить до лучших времён, оставив для реальности лишь идею и капельку фантазии. Однако, даже так, эту неделю Лаз с Дамией почти не вылезали из лаборатории. И всё это время, бывший армейский офицер находилась в состоянии перманентного шока: сколько она была знакома с этим мальчиком, и всё равно продолжала поражаться тем идеям, что витали в маленькой голове. Он не рисовал схем, не разрабатывал чертежей, да и за весь технический процесс отвечала Дамия. Вот только женщина не могла не признать: занимайся она тем же самым одна – не добилась бы и половины того, чего они достигли вдвоём.

Будто его взгляд на мир полностью отличался от привычного ей, словно он смотрел на те же вещи под абсолютно иным углом, странным и в то же время поразительно точным. Там, где она заходила в тупик и уже была готова начать всё сначала, Лаз умудрялся разглядеть кончик клубка, и они распутывали сложнейшие головоломки из десятков шестерёнок, поршней, пружин, штифтов…

Дамия не могла даже представить, чем обусловлена такая изобретательность, списывая всё на талант, детскую интуицию и немалую толику гениальности. На деле же всё было куда прозаичнее: Семён Лебедев умел разбирать и создавать чертежи таких устройств, каких этот мир не увидит ещё десятки, если не сотни лет. Ну и детский мозг, невероятно гибкий и податливый, тоже вносил свою лепту. А потому простая заводная игрушка была для него лишь развлечением. Как детский пазл: сложность – один из десяти, лишь некоторая работа мозгов и рук.

Его настоящая цель, до поры скрытая в уголке сознания – вот что действительно ставило Лаза в тупик. А пока нужно было создать для мамы на день рождения красивый подарок.

И вот, долгожданный день наступил. Пожалуй, последний раз, когда дом Морфеев видел такую роскошь, был день встречи счастливых родителей из роддома. К сожалению, в тот раз всё, мягко говоря, не задалось. Прибытие Лаза задержалось почти на полгода, да и даже тогда было совсем не радужным.

Но сегодняшнее празднование ничто не должно было омрачить. Собрались гости, приехали музыканты, весь особняк сверкал чистотой и свежестью, а виновница торжества почти светилась от радости и удовольствия. Что ни говори, а когда тебя круглые сутки поздравляют и желают всего, от крепкого здоровья до шелковистых волос, улыбнётся даже последний мизантроп.