Монстр. Дело Йозефа Фритцля

Доктор Стюарт Грассиан, работающий на медицинском факультете Гарвардского университета с 1974 года, признает, что заключенные одиночных камер очень быстро начинают подвергаться опасности серьезной психической травмы. Травма эта включает специфический синдром, ранее отмечавшийся многими историками- клиницистами. «Общее, что роднит всех пациентов, — это черты неадекватности поведения. В более серьезных случаях синдром сопровождается возбуждением, суицидальным стремлением и явной невротической дезорганизацией. Кроме того, одиночное заключение часто приводит к резкому обострению предшествовавших умственных болезней либо ведет к появлению умственного расстройства. Даже те заключенные, у которых в результате заключения не проявляется открытое психическое заболевание, получают значительные психические травмы в период изоляции».

Грассиан отмечает, что многие острые симптомы по большей части утихают с окончанием заключения, но почти все «одиночники», включая тех, кто не проявлял открытого отклонения от психической нормы в период заключения, впоследствии склонны к разного рода умственным отклонениям. Отклонения эти по большей части проявляются в продолжительной нетерпимости социального взаимодействия, что зачастую становится препятствием, мешающим бывшему заключенному влиться в более широкое сообщество после окончания срока. Выражаясь проще: свобода еще далеко не свобода.

В своей камере Элизабет слышала голоса, что роднит ее с долгосрочными жертвами суровых тюремных режимов. Она страдала видениями и галлюцинациями, голоса нашептывали ей страшные вещи, например предсказывали насильственную смерть. Ее мучительно преследовали образы отныне недоступной еды: огромные подносы с оладьями и говяжьим рулетом; шницели по-венски в тонкой бумажной обертке, украшенные сверху жареными яйцами; красная капуста, тушенная в крепком говяжьем бульоне и вине. Ей нравилось, как готовит мать, и память обо всех этих вкусностях мучила ее. Вид этих блюд напоминал оазисы, которые мерещатся пленникам пустыни, когда солнце печет, а вода на исходе.

Фритцль завалил ее холодильник дешевыми, напичканными химией обедами, которые рекламируют по телевизору, недорогим мясом, замороженными овощами, мороженым и чипсами собственного изготовления. Ничего удивительного, что через какое-то время зубы у нее стали выпадать и она перенесла разновидность цинги вроде той, которая постигала раньше моряков из-за отсутствия свежих фруктов.

Находившиеся в камере предметы — койка, плита, холодильник — то увеличивались, то уменьшались, когда она подолгу пристально смотрела на них. Иногда они, казалось, таяли под ее взглядом. Смятение и замешательство сами по себе вызывали психические завихрения. Случалось, что она начинала «перетряхивать» камеру, срывая обертки с продуктов, швыряя на пол постельное белье, в клочья разрывая полотенца, даже заливая пол водой. Но каждый мятеж дорого обходился ей. Ее избивали и оскорбляли.

Иногда ее посещали пугающие сны о возмездии. Ей снилось, что она сжигает отца заживо, выкалывает ему глаза, наносит такие увечья, о которых она раньше не имела и понятия.

«Люди по природе своей любопытны, — говорит эксперт-психолог Карли Фритнер. — Насильственное сведение к минимуму нормального общественного взаимодействия, обоснованных умственных стимулов, общения с миром природы — всего, что делает человеческую жизнь человеческой и сносной, — оказывается эмоционально, физически и психологически деструктивным, поскольку лишает нас возможности задавать вопросы, доискиваться обоснований и источников информации, формулировать объяснения, которые позволяют нам понять самих себя, равно как и мир и наше место и назначение в нем. Логично, что мы чувствуем себя гораздо менее стабильно и уверенно, когда всё, на что привык полагаться наш мозг и наше тело, у нас отнимают».

Как ни ужасно было заточение Элизабет, но воля к жизни оказалась сильнее желания смерти. Ей исполнилось восемнадцать, и голова ее была полна мечтательных планов и желаний.

Мало-помалу они пропадали, по мере того как ее дух и человеческое достоинство подвергались жестокой деградации, надламывались человеком, который, казалось бы, должен был любить ее больше всего на свете, — ее собственным отцом. И все же она нашла источники, скрытые средства, позволившие ей выжить.