Monpti

Я бегу вперед. Единственная станция метро, куда она могла спуститься, – «Лувр». Наверняка она поехала в этом направлении. Если потороплюсь, то смогу догнать ее. Не могла же она за это время далеко уйти. На улице много прохожих. Мне приходится держать в поле зрения и другую сторону улицы, что весьма нелегко. Анн-Клер нигде не видно. Лучше, если я не буду тратить время попусту, а сразу двинусь к станции метро, там я не упущу ее.

Я отталкиваю в стороны идущих мне навстречу, протискиваюсь между людьми, задыхаясь, бегу к метро и стою в ожидании, фильтруя всех пассажиров.

Целые толпы проходят мимо меня – люди смеются, теснят друг друга, счастливые тем, что освободились от принудительного дневного труда. Составы вагонов хватают и заглатывают людские массы и мчатся прочь, чтобы освободить место для следующих вагонов. Кондукторы едва поспевают – так много людей, и всем они должны проколоть проездные билеты. Костюмы их выглядят нереально и празднично – словно усыпаны конфетти.

Ее нет.

Уже три четверти седьмого. Я даже не заметил, как много времени прошло. Возможно, она пошла домой пешком. Ожидание уже не имеет никакого смысла. Я сажусь в первый поезд метро. К счастью, я знаю, где она живет.

На станции «Одеон» я случайно выхожу – сам не знаю, инстинктивно или по привычке. Так как я уже вышел, я иду домой. Я хочу тут же написать Анн-Клер письмо и забросить в отель «Виктория». Да, это лучшее, что можно сделать. Я спешно пересекаю рю Мсье ле Принс, сворачиваю на улицу Сен-Жакоб и в гостинице за один прием одолеваю по три ступени сразу.

На втором этаже мне показалось, что кто-то прошмыгнул мимо меня и спрятался в коридоре, чтобы остаться незамеченным.

Я останавливаюсь. Возможно, я ошибся, и это всего-навсего постоялец, вернувшийся в свой номер.

Как только я достиг третьего этажа, я услыхал шаги.

Кто-то спускался со второго этажа. Я свешиваюсь через перила.

Это Анн-Клер.

В следующий миг я настигаю ее. Она прислоняется к стене и улыбается мне сквозь слезы:

– Это ты?

Неожиданно она теряет равновесие; если бы в последний момент я не подхватил ее, она бы просто рухнула на пол. Я несу ее в мою комнату, кладу на постель и быстро делаю мокрый компресс.

Медленно она приходит в себя.

– Анн-Клер, я ждал тебя около бюро, но ты неожиданно исчезла. Тебе лучше?

– Да, сейчас немного лучше.

Лицо ее бледно, под глазами глубокая синева.

– Что с тобой? У тебя болит что-нибудь?

– Нет, ничего.

– Посмотри, я принес тебе цветы.

– Мне?

Она смотрит на меня большими, влажными от слез глазами. Такой красивой она еще никогда не была.

– Я хочу выплакаться.

– Ну, не будь ребенком, Анн-Клер.

Лицо ее медленно искажается, она беззвучно рыдает, слезы катятся ручьем по щекам.

– Перестань плакать, все же хорошо.

Постепенно она успокаивается, обессиленная, затихает, словно готова вот-вот заснуть. Слышно лишь тиканье часов. Рядом кто-то кашляет.

– С тобой действительно все в порядке?

– Я голодна. Со вчерашнего дня я ничего не ела.

– Отчего? У тебя не было денег?

– Деньги были, но я была в трансе.

– Подожди, я сварю тебе чашку какао. Есть еще немного сыра.

– Возьми, прошу тебя, деньги из моей сумки и принеси для нас ужин.

Я, задетый, молчу. Она смотрит на меня и говорит тихо:

– Не смущайся, делай спокойно, что я говорю. Сегодня ночью я все равно буду спать у тебя.

– Мне ничего не надо.

– Как это? Я остаюсь эту ночь у тебя.

– Я не улавливаю здесь никакой связи.

– Я хочу спать у тебя. Я так рада, что могу быть у тебя. Я так устала.

Своими прекрасными синими глазами она смотрит на меня изумленно.

– Ты не хочешь спать со мной?

– Больше нет.

– Нет?

– Ты можешь оставаться, раз ты устала. Я буду читать свой словарь в этом невозможно выкрашенном кресле. Зачем ты сейчас-то плачешь? Ты же всегда так хотела!

– Я и не плачу вовсе.

– Тогда хорошо. И если тебе будет недостаточно чашки какао и сыра, которые я тебе предложил…

– Да нет, мой сладкий, конечно, достаточно, более чем достаточно. Мне помочь накрыть на стол?

– Нет, лежи спокойно.

Какао пригорело и на вкус отвратительно. Она пьет его.

– Чудесно, – говорит она и улыбается благодарно. Она ведь всегда лгала.

Если выпил гость, я, конечно, тоже должен вкусить того же. Бррр…

– Я не виновата, Monpti.

– В чем ты не виновата?

– Я чувствую себя так, будто я себя продала частями. Меня это словно бьет наотмашь.

– Кому продала?

– Тебе.

– Мне?

– Да. Перед этим я сказала: возьми деньги из моей сумки. Это было естественно. Я не хотела тебя этим обижать. Послушай, если ты не разрешаешь, чтобы я тратила на тебя деньги так же, как ты делаешь это для меня, тогда я чувствую себя так, словно продавала себя по частям. Ты чувствуешь то же самое и поэтому уже не просишь меня стать твоей любовницей.

Что на это сказать?