Читаем Мономашич. Мстислав Великий полностью

Ставр был сотским заместо старого отца, и этот бой был для него первым. Он гарцевал во главе своей сотни, глядя на тёмную тучу — половецкое войско. Русские встали полукругом вдоль берега небольшого ручья, который местные жители звали Дегеем. Было тепло почти по-весеннему. Лед на протоке потемнел и был готов вот-вот треснуть.

Чуть правее расположилась новгородская дружина князя Мстислава. Сам он с немногими ближниками находился при отце. Коль чуть выехать вперёд, можно было заметить князей, собравшихся перед стягом Владимира Мономаха. Там был и полковой поп, выпевавший слова молитвы. Не слыша слов, дружинники время от времени крестились. Потом князья обнялись, последний раз о чём-то переговорили и, сев на коней, поспешили к своим полкам.

Мстислав на полном скаку вломился в ряды своей дружины. Улыбнулся обступившим его верховым, и толпа загудела тревожно-радостно. Кто-то застучал мечом о щит, другие трясли копьями.

Ставр протолкался ближе, отыскал Жизномира, с которым успел стать приятелем:

   — Чего князья-то порешили?

   — А чего решать? Бить поганых! За тем и шли!

   — Добро! — Ставр полез к луке седла, куда был приторочен шлем. Он был уже в броне и при мече.

   — Чур — в бою вместе держаться! — упредил Жизномир.

В начале битвы дружина всегда идёт за князем, но потом всякое может случиться, а верное плечо ещё никому не мешало. Ставр кивнул приятелю и воротился на своё место.

Русские, как всегда, не спешили атаковать. Половцы сделали это за них. Хоть и бивали их в последнее время не раз, но всё-таки злость за сожжённый Сугров и опозоренный данью Шарукань была слишком сильна и затмила всякое благоразумие. Против русов встала вся Степь, но пришедшие к Дегею кипчаки были самыми горячими, самыми нетерпеливыми. Им стоило бы подождать подхода основных сил, ведомых остальными ханами, но не утерпели — кинулись в бой очертя головы…

Ставр начинал бой с холодным сердцем — старый отец и малые дочки, весна и подступающая зрелость, — всё удерживало от необдуманных порывов юности. Он стоял среди пешцев — новгородцы по старинке слезли с коней и наряду с переяславльцами и киянами составили срединный полк. Укрывшись щитами, выставили копья и ждали, когда придёт черёд поработать топорами.

Половцы налетели, сминая передних. Под кем-то упал конь, другой споткнулся об упавшего и заплясал, роняя всадника. Третий успел осадить скакуна, но на него самого напоролись скачущие сзади. Первые ряды пешцев оказались смяты, растоптаны, разбиты половцами. Стоны, крики и ругань повисли в воздухе... Те, кто мог, откатывались назад, ломая строй, оставляя своих раненых и павших под копытами степных коней. Те, кто не мог отступить, хватались за топоры.

Ставр отошёл со всеми и, оставив своё копьё в боку половецкой лошади, поудобнее перехватил топор. Отличный боевой топор на длинной рукояти — у свеев были похожие, по их образцу ковалось. Топор сидел в руке как влитой, и так легко им было рубить наседавших половцев. Ставр бил по ногам лошадей и всадников, добивал упавших и всё время одним глазом следил, что деется на поле.

Время растянулось. Казалось, бьются уже весь день, но солнце почему-то встало, словно очарованное боем. Рядом падали новгородцы, пеший полк отступал, прогибаясь, и Ставр уже начал думать, что пятиться придётся долго — пока не споткнётся о тела упавших и не падёт на грязный, истоптанный, искровавленный снег, а на него сверху упадут другие.

Потом натиск ослаб, и скорее по тому, как отхлынули половцы, чем по крикам и топоту копыт, догадался Ставр, что это княжеские дружинники спешат на помощь. Пересилив, русские конники завернули внутрь оба крыла половецкого войска и, зажав в кучу, наседали со всех сторон, добивая и не давая вырваться ни единому всаднику.

Пешцы воспрянули духом.

   — Нов-град! Нов-град! — зазвучал клич. Ставр подхватил его, размахивая топором. На миг он отвлёкся, глядя на знакомые шеломы и латы, и едва не пропустил миг, когда на него, мотая мордой, налетел крупный вороной жеребец. Его всадник бессильно припал к конской гриве, свесив руки. Щит ещё болтался на локте, но меча уже не было в ослабевших пальцах.

Ставр посторонился, ловя узду, глянул на сбившийся набок шелом, на льющуюся с шеи кровь — и ахнул.

   — Жизномир!

Дружинник был, наверное, ещё жив, но душа рвалась вон из порубленного тела. Ещё одна рана красовалась на боку — половец ударил под щит. Когда конь остановился, тело Жизномира сползло к ногам остолбеневшего Ставра и осталось лежать, разбросав руки-ноги.

Вороной жеребец дрожал всем телом, но боялся переступить с ноги на ногу, берег покой уже успокоившегося навек хозяина. На его шее темнела полоса Жизномировой крови. Огладив трясущегося коня, Ставр выпачкался в ней, и это словно пробудило его, сорвало пелену с глаз. Последний раз взглянув на тело приятеля, он поудобнее перехватил топор и одним прыжком взлетел в седло осиротевшего коня. Ринулся в бой, уже не думая о себе и мечтая лишь убивать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рюриковичи

Похожие книги