Моногамист

Она резко толкает меня, так же неожиданно, как когда-то это сделала моя мать, и я падаю с обрыва, вижу приближающуюся водяную бездну, выкрашенную солнечным светом в горящий оранжево-розовый цвет… И едва я касаюсь её, вся эта сказочная картина меркнет…

Cлышу странный писк, делаю неимоверное усилие, и мои веки распахиваются, чтобы увидеть то же самое лицо, только взрослое, заплаканное, измученное бессонницей и переживаниями, болью и тоской…

Тебе, правда, здесь так плохо, Лерочка, любимая моя! Я вернулся, я с тобой, я не оставлю тебя, не уйду, только не плачь и не смотри так жалобно и обездоленно!

Но она безутешно плачет, глотая слёзы, прижимает мою руку к своей щеке, и шепчет какую-то молитву на старославянском, ведь мою Леру крестили в старообрядческой вере…

Поднимаю глаза и вижу сквозь прозрачное стекло больничного бокса десятки улыбающихся сквозь слёзы лиц, одно из которых принадлежит моему другу и соратнику Тони…

Я сжимаю Лерину ладонь, силясь понять, что происходит и почему на моём лице непонятная штуковина с трубками, но её заплаканное лицо заставляет меня позаботиться в первую очередь о её утешении:

— Я же тебе говорил, они угробят меня! — стараюсь улыбаться и казаться бодрым, но слышу сам свой голос и понимаю, как жалки мои усилия…

— Тебе нельзя говорить. Береги силы! — шепчет она мне в ухо воспалёнными губами, сжимая мою ладонь ещё крепче.

И мы долго живём в своём собственном мирке, несмотря даже на то, что в стеклянное окно бокса постоянно глазеют чьи-то лица, словно мы с Лерой в цирке на арене! Но мне так хорошо, так безумно радостно оттого, что она держит меня за руку, наконец! Ну наконец-то она прикоснулась ко мне! Я счастлив, бесконечно, безмерно, и совсем не хочу думать о своей болезни.

Спустя пару часов приходит Мария, лицо её так же заплакано, как и Лерино, но взгляд совсем другой, мягкий. И я удивлён слышать, как дружелюбно и участливо обращается моя сестра к Лере:

— Лерочка, давай выйдем, тебе нужно выпить кофе и поесть, теперь уже можно расслабиться, врач сказал, он стабилен, лёгкие очистились, теперь точно всё будет в порядке. Давай-давай вставай, иначе им и тебя придётся скоро реанимировать!

Но мы не можем расцепить наши руки, продолжая сжимать ладони друг друга…

— Алекс, опусти её, она трое суток не спала и не ела, дай хоть накормить её! Поспи сам пока, мы вернёмся через часик, не позднее!

Я делаю над собой усилие и отпускаю её руку, закрываю глаза, и только в эту секунду понимаю, как сильно устал за эти пару часов бодрствования рядом с Лерой. На самом деле я боялся закрыть глаза и обнаружить, что её нет, боялся отпустить её руку и опять потерять…

BANKS — Crowded Places

Но отдыхать мне не позволил Тони. Он вошёл в бокс бодро и совершенно не заботясь о моём сне и покое: я ведь всё-таки больной, мог бы быть и поделикатнее! Но у Тони имелся безотлагательный судьбоносный разговор ко мне:

— В жизни каждого из нас случается женщина, Алекс, — заявляет мне друг, многозначительно улыбаясь. — И когда она приходит, мы, смелые и дерзкие львы, в одночасье становимся беспомощными котятами. Мы сами с трудом осознаём ту власть, которую хрупкая женская сущность имеет над нами, но мы бессильны перед ней, мы всего лишь продукт природы. А весь парадокс состоит в том, что в этом не только наша слабость, но и наша сила: женщины могут нас сломать, но они же способны собрать заново, вытянуть из болота, отмыть от грязи, заново приделать руки, ноги, даже голову, если нужно, так ведь Алекс?

Я молчу, не могу понять, к чему он клонит, и неудивительно, если учесть, сколько химии в моей голове осело за последние месяцы.

— Я не знаю, о чём ты, Тони, — выдавливаю.

— Я о женщине, которая чуть не разнесла нам больницу несколько дней назад, подняла на уши всю администрацию, но, главное, не просто ругалась, а била в цель: Мэтью не спит третьи сутки, глотает антидепрессанты — она ведь действительно может довести дело до лишения лицензии. И да, кстати, её же стараниями ты снова мой пациент — это не моя добрая воля, это распоряжение начальства!

Я слышу, как кардиомонитор, следящий за моим пульсом, начинает истошно пищать: ну конечно, мне и технологии не нужны — я итак чувствую, что моё сердце отбивает чечётку… Лера, я узнаю тебя! И, чёрт возьми, самая тёплая и самая будоражащая меня мысль — я здесь не один! Даже когда я в отключке, есть кое-кто, кто не просто заботится обо мне, а раскидывает всех вокруг на лопатки, борясь за мою жизнь! Это так, чёрт возьми, приятно! И слёзовыжимательно, блин… Хоть бы Тони не заметил…

Тони снова смотрит на меня, улыбаясь.