Моногамист

— Завтра. Неделя весна/лето стартует 21 сентября. Меня утвердили в последний момент, какая-то модель попала в аварию, так что её трагедия стала моим везением! Бывает и такое в жизни.

— Упс… Меня завтра прооперируют, не хочешь с мужем побыть? Мне вообще-то страшно!

— Милый, ну попроси Марию, ты же знаешь, какая для меня удача участвовать в Миланской неделе мод, как я мечтала об этом!

— Ок, попрошу Марию. Только вот о таком конце вряд ли я сам мечтал: я Богу душу отдаю, а жена дефилирует на итальянских подиумах!

— Алекс, ну в чём дело, ты никогда не был таким занудой! Сам сбежал на свой остров от меня, а теперь вдруг вспомнил, что у тебя жена есть!

— Да, я виноват, признаю, но… Если я умру завтра, тебя совесть не будет мучить? И опять же всё равно на похороны придётся возвращаться из Милана, или карьера важнее, а Ханна?

— Ой, ну всё, ты уже начинаешь сгущать краски! Завтра я приеду к тебе с утра, побуду с тобой перед операцией, а увидимся, когда всё уже будет позади!

— Как скажешь… дорогая.

— Целую, милый, завтра увидимся, не грузись, всё будет в порядке!

— Ага, в полном, пока!

— Пока.

Моя жизнь — мексиканская мыльная опера. Жене на меня наплевать, для неё важнее полуголой служить вешалкой для элитных итальянских нарядов, на которые порой и смотреть-то страшно, не то что на женщин надевать. А любовь всей моей жизни прилетела с другого конца планеты, оставив своих детей и мужа, чтобы позаботиться обо мне. Ещё и к тому же настойчиво просила взять её с собой в больницу. Это просто невероятно, трагикомедия какая-то, ей Богу.

Глава 32. Воскрешение

Реальность — это просто иллюзия, хотя и очень настойчивая.

Альберт Энштейн

In This Shirt — The Irrepressibles

Ложиться на операционный стол не было страшно, страшно было проснуться после операции и не суметь встать на ноги, например. Мне, наверное, повезло, но я никогда в своей жизни не болел, даже в детстве. Я ни разу не лежал в стационарном отделении больницы, мне никогда не делали операций и даже уколов. Я панически боялся бессилия и беспомощности, страшился физического упадка. Но больше всего меня пугало то, что Лера не уехала. Это её присутствие терзало меня, она не хотела слушаться, не желала понять и согласиться уехать прежде, чем получит первые порции боли, лицезрея меня в стадии непосредственного умирания.

— Я буду ждать твоего звонка, твой голос, который честно скажет мне, что у тебя всё в порядке, что операция успешна, и ты будешь жить долго и счастливо и наплодишь кучу потомства. Понял меня?

Вот что на это ответить? Лера, я в любом случае уже никогда не напложу потомства, потому что вряд ли доживу до Рождества с операцией или без неё, не важно. Как я мог ей это сказать? И я не сказал, промолчал. И вот эта моя слабость вылилась в то, что она всё ещё в Сиэтле, бродит где-то и ждёт от меня обнадёживающих результатов. Но их ведь не будет, потому что уже не может быть. Слишком поздно. Да и не хочу я их, этих перемен. Устал я. Совсем устал.

Как я и предполагал, моё пробуждение от наркоза не принесло хороших новостей. Самая худшая — это то, что я едва из него вышел.

— Боже мой, Алекс, с тобой ни одна проблема, так другая, тут вся реанимация на ушах стояла! — рыдает Мария у меня на плече.

— Что такое?

— Не могли вывести тебя из наркоза, реанимировали, буквально возвращали к жизни! Врач сказал, странная, неожиданная реакция такого крепкого тела на стандартную дозировку!

Ну да, это и не удивительно, я и на наркотики весьма странно реагирую. Очень странно. Не так, как другие люди.

— Слушай, дай телефон, мне нужно позвонить.

— Ей?

— Да, ей.

— Она звонила уже, я сказала, что тебя прооперировали, что ты с трудом вышел из наркоза, и отправила её домой.

— Она уехала? — я даже голову от подушки сумел оторвать, впечатлённый это новостью.

— Думаю, да. Я достаточно резко её отшила, хватит уже доставать тебя, тебе отдых нужен.

— Маш, тебе не стыдно? Ты сама позвала её, она бросила семью, детей, приехала спасать твоего брата, а ты вот так легко её обидела?

— Тебя она не слушает, а ты до сих пор, я вижу, млеешь рядом с ней, кто-то должен был решить этот вопрос! Не место ей в нашей семье, Алекс! И никогда его не было и не будет. Билет обратный я ей купила, так что не переживай. Уже должна была улететь.

Новость хорошая, правильная, но почему-то в груди разлился холод. Могильный какой-то. Апатия оказалась так сильна, что мне вдруг стало наплевать на жестоко мучивший до этого момента факт неспособности моего тела встать на ноги и самостоятельно сходить в туалет. Унижения умирания ракового больного начались в этой точке, но больше уже так не задевали. ОНА уехала, и это моя самая большая трагедия. Оказывается, я всей душой ждал, что она останется, что мы ещё хотя бы раз увидимся, переживал о своём внешнем виде и слабости, стеснялся показать ей всё это, но она уехала, и теперь беспокоиться больше не о чем.

На следующий день с большим трудом, но я смог встать, и первое, о чём позаботился — о выписке домой.