Моногамист

Глава 30. Broken

С арабского языка "Я люблю тебя " переводится как: "Я возьму твою боль на себя"

Clemens Ruh — Broken

Я предаюсь воспоминаниям. Это счастливые моменты в далёком детстве, в юности, друзья, первые жизненные успехи и внутренняя гордость за них перед самим собой, первые радости, познание мира вокруг и его красоты, первые впечатления и потрясения, путешествия. И любовь к женщине — самое сладостное и счастливое воспоминание из всех. Ведь мы более счастливы, когда сами любим, а не когда любят нас. Меня любили многие, а помню ли я их?

И я часто просто мечтаю… Никогда не думал, что это станет единственным, что мне доступно. Жить в мечтах не так и плохо, ведь в них все события и явления подчинены только одному сценарию — твоему. А написан он твоими желаниями: и неба цвет будет настолько синим, насколько ты хочешь, и поцелуи любимой женщины будут так горячи и часты, как тебе нужно, и детей вокруг вас будет ровно столько, сколько захочешь, и никто из них никогда и ничем не будет болеть, даже простудой…

Странное ощущение беспричинного беспокойства внезапно овладевает мной, интуитивно я приоткрываю глаза и вижу перед собой мираж: это Лера, моя Лера. В этой комнате её не было никогда, и вряд ли когда-нибудь будет, но мой воспалённый болезнью и воспоминаниями мозг так старательно вырисовывает её образы, что выглядят они такими естественными…

А может быть, я уже умер, и это мой рай? Я живу в нашем доме с ней, с Лерой, мы вместе каждое мгновение, каждую секунду нашей загробной жизни, и я не боюсь её потерять, совсем не боюсь…

Мои глаза скользят по её лицу, шее, груди, талии… бёдрам… Она полнее, существенно шире в талии и бёдрах, и цвет волос, стянутых в хвост, совсем другой — она блондинка…

Глаза мои распахиваются шире, я вижу прямо перед собой настороженную молодую женщину, сидящую на белом персидском ковре, поджав ноги. Её ладони сложены на бёдра, она закрыта, невербально защищается, прячется от меня, интуитивно желая испариться, скрыться, и я внезапно понимаю, осознаю всем своим существом, что вокруг меня не рай, а в глазах не мираж — это реальная Валерия из плоти и крови, повзрослевшая, ведь 5 лет прошло… И она теперь уже дважды мать…

От неё излучается такое тепло, что меня словно обдаёт неожиданной волной и жаром, моё сердце забыло о том, что такое ритм и размеренность, оно колотится в бешеном беспорядке с такой силой, что я ощущаю биение пульса в своих висках. Мои глаза с жадностью впитывают до боли желанный и ни на секунду не забытый образ, как бы я ни старался убедить себя в обратном, а в штанах моих, о ужас, вновь оживает уже месяцы назад почившая эрекция. Я с трудом перебарываю непреодолимое желание броситься к ней на пол и целовать, целовать, целовать…

Мои эмоции сменяются, как в калейдоскопе, я едва успеваю осознавать их и поспевать за собственными мыслями, но самая чёткая и логичная из них: «Какого чёрта ОНА здесь делает?»

— А… как ты… — эти слова вылетели из меня сами собой, отчаявшись, очевидно, дождаться от моего мозга команды на открытие словесного диалога с… женщиной.

— Твоя сестра открыла мне и оставила это, — тянет свою тонкую, почти белую руку, такую знакомую… Господи, сколько раз я целовал эти пальцы, как же обжигали мне грудь своим любовным теплом эти ладони… Моя и не моя женщина… Боже, как же мне больно, как невыносимо рвётся всё в груди, да кончится это когда-нибудь или нет? Эй, Бог!!! Да забери же меня уже, наконец!

Закрываю лицо руками, не могу сдержать своих эмоций, не могу больше смотреть на неё, слышать её голос, ощущать на себе взгляд синих глаз…

Я ненавижу её одновременно и люблю… Ненавижу за свою бессмысленную без неё жизнь, за растрёпанное и кровоточащее без остановки сердце, за разбитые мечты, за несбывшиеся надежды… И люблю, как прежде сильно и необъяснимо преданно, за тонкую фигурку в Крымском море, за поцелуи, которыми баловала меня, за все ночи, что дарила мне, за влюблённые взгляды, и за надежды, которым суждено было разбиться всем до единой…

Я злюсь, сам не знаю почему, но злюсь неимоверно:

— И какова цель визита? Дай угадаю, пришла проверить свой дар убеждения?

— Ты знаешь, зачем я здесь. Я хочу, чтобы ты жил. Хочу, чтобы остановился в той глупости, которую совершаешь, и жил долго и счастливо!

Голос у неё уверенный, но такой ласковый, нежный, мой голос, для меня одного созданный, от этого голоса у меня сжимается всё внутри, что-то непонятное расцветает в моей душе, и я уже ощущаю аромат радости…

— Каждый человек вправе сам принимать такие решения, — мягко отвечаю.

А что ещё я могу ей ответить? Рассказать о том, как жил всё это время? Как приезжал к ней пьяный и побитый и не посмел даже показаться на глаза? Как уходят от меня женщины? Как примитивен я в своих физических потребностях? Как обижаю сам, как обижают меня? Как позорно оказался неспособным на потомство? Что ещё ей рассказать? О подробном плане самоубийства? О полной потере уважения к себе и желания жить?