Моногамист

Я снова посещаю своего мозгоправа — на этот раз решил не дожидаться, пока окончательно слечу с катушек: теперь я не один, у меня есть дочь, и я за неё в ответе. Да, забыл, Габи же тоже беременна от меня… Так что у меня уже почти две дочери — Габи тоже родит мне девочку — так сказал врач, проводивший УЗИ.

День — ночь, ночь — день, день — ночь, утро-вечер, вечер — утро, дом-работа, работа-дом: остановите этот состав, я сойду! Эта мысль не появляется в моей голове — она давно живёт в ней и всегда тихо шепчет: «пойдём, пойдём, пойдём» — ещё с тех самых пор, как мне было 6 лет… Да, именно тогда она впервые поселилась в моей голове.

Но я упорно цепляюсь. Я не сдаюсь.

Моего психотерапевта зовут Шон, его родители иммигрировали из Израиля 50 лет назад и его папа тоже был shrink[12], он уже 15 лет ведёт свою собственную практику и видит корень моего зла в детской травме. Про Офелию он не знает, я ни разу ему не говорил и не позволил вводить меня в гипноз. Он всякий раз сетует на ограниченные моим упрямством методы лечения и спрашивает, веду ли я дневник.

Что может быть глупее дневника??? Надо быть полным… ушлёпком, чтобы доверить все свои самые сокровенные тайны, о которых никто кроме тебя не имеет понятия, бумаге! Это всё равно, что опубликовать свой статус в фэйсбуке: твои тайны — достояние общественности — вопрос времени!

— Рассказывать бумаге — это всё равно, что делиться с живым человеком, всё тот же метод разделения ноши!

Грёбаный метод грёбаной ноши, да-да, мне уже об этом говорили…

— Записи нужно перечитывать и подвергать анализу свои чувства, ощущения, эмоции. Самоанализ — наш метод, Алекс! Если не доверяешь бумаге — пиши и сжигай!

Ну, бумаге, пожалуй, я доверяю больше, чем своему ноутбуку, поэтому сижу сейчас на своей мансарде и пишу эти строки в новеньком copybook[13]. Да, ненадолго меня хватило — я на мансарде уже в третий раз. И первые два раза уединялся тут не для того, чтобы вручить бумаге свои переживания — смотрел в оба глаза в свой бинокль и, конечно же, не в сторону залива, и не виднеющийся вдалеке Сиэтл меня интересовал, а дом, тот, который стеклянный.

Она живёт своей обычной жизнью, такой до боли обычной, что моё сердце рвётся на части… Также часами сидит в своём излюбленном месте у стеклянной стены на крытой террасе, подолгу смотрит на море, изредка в свой ноутбук, ещё реже пишет что-то в блокноте. Наверное, делает свои расчёты: длинные, иногда на несколько страниц трансформации формул, затем после них — числовые расчёты в Excel. Также пьёт свой чернее ночи кофе, также гладит положившую ей на колени голову Соню, также успокаивает вечно чем-нибудь недовольную Лурдес, также надевает по утрам свои любимые ментоловые бриджи и белую майку и занимается йогой всё на той же крытой террасе.

Вечером часами смотрит на море, а я также часами смотрю на неё… Ладно, признаю, я здесь не в третий раз. В тридцать третий. Наверное. Я не могу без этого: видеть её, просто видеть — мой наркотик, моя ежедневная доза, мой день не день, а тысячи секунд бесцельного существования, мытарства неизвестно где и неизвестно зачем, если только я не увижу её. Поэтому мой день начинается на мансарде, мой день заканчивается на ней же. Говорю же — я должен видеть.

Sia — I'm In Here (piano vocal version)

Что объявляют жене, которую приводят в новый дом? Правильно: «Любимая, мы будем здесь счастливы!». Что сказал отмороженный на всю голову Алекс Соболев своей пятой жене?

— Дом в твоём распоряжении — делай, что хочешь: обустраивайся, декорируй, устраивай вечеринки, но на мансарду не смей даже нос свой совать, это ясно?

— Да, конечно, Алекс.

Она сюда не приходит, может и хотела бы, но не может: у меня тут дверь, а на двери электронный замок, ключ от которого существует в единственном экземпляре и хранится в моём портмоне…

Это моя территория — я здесь отдыхаю, я делаю здесь что хочу, я никому и ничем не обязан, я просто здесь живу: слушаю музыку, сплю, завтракаю, просто лежу и смотрю на звёзды, просто сижу и смотрю на море, пока не появится она, а когда появится — смотрю на неё…

Ладно, что у нас там сегодня по плану… Ах да, Рождество. Спускаюсь в ванную — нужно привести себя в порядок. Принимаю душ. Туалетная вода — та, которую ОНА любит. Любила. Одежду выбираю быстро — джинсы и чёрная рубашка.

— Это же так не празднично! — возникает жена.

А по фигу! ОНА как-то сказала, что я выгляжу секси в чёрной рубашке… Кажется, тогда у меня были закатаны по локоть рукава… Да, вот так. И волосы на голове должны быть взъерошены: «лёгкий, задорный беспорядок» — помнится, так она это называла.

— Алекс, можно я причешу тебя?

Нет, она нарочно сегодня что ли? Вот же доставучая…

— А у меня есть для тебя подарки! — торжественное сообщение.

Тащит свои коробочки в рождественской упаковочной бумаге. Чёрт, я ещё под впечатлением от золотой цепочки «с половинкой её сердца», кокетливо преподнесённой месяц назад в День моего Рождения. И я тогда просто вынужден был ей сказать: